Неточные совпадения
Окон в зимнице не бывает, да их и незачем: люди бывают
только ночью, дневного света им не надо, а
чуть утро забрезжит, они уж в лес лесовать и лесуют, пока не наступят глубокие сумерки.
— Дерево-то пускай его Божье, а волки-то чьи? — возразил Патап Максимыч. — Как мы заночевали в лесу, набежало проклятого зверья видимо-невидимо —
чуть не сожрали: каленый нож им в бок.
Только огнем и оборонились.
Узнав из письма, присланного паломником из Лукерьина, что Патапа Максимыча хоть обедом не корми,
только выпарь хорошенько, отец Михаил тотчас послал в баню троих трудников с скобелями и рубанками и велел им как можно чище и глаже выстрогать всю баню — и полки, и лавки, и пол, и стены, чтобы вся была как новая.
Чуть не с полночи жарили баню, варили щелоки, кипятили квас с мятой для распариванья веников и поддаванья на каменку.
— Пускай до чего до худого дела не дойдет, — сказал на то Пантелей, — потому девицы они у нас разумные, до пустяков себя не доведут… Да ведь люди, матушка, кругом, народ же все непостоянный, зубоскал,
только бы посудачить им да всякого пересудить… А к богатым завистливы. На глазах лебезят хозяину, а
чуть за угол, и пошли его ругать да цыганить… Чего доброго, таких сплеток наплетут, таку славу распустят, что не приведи Господи. Сама знаешь, каковы нынешние люди.
— И толкуют, слышь, они, матушка, как добывать золотые деньги… И снаряды у них припасены уж на то… Да все Ветлугу поминают, все Ветлугу… А на Ветлуге те плутовские деньги
только и работают… По тамошним местам самый корень этих монетчиков. К ним-то и собираются ехать. Жалеючи Патапа Максимыча, Пантелей про это мне за великую тайну сказал, чтобы, кроме тебя, матушка, никому я не открывала… Сам
чуть не плачет… Молви, говорит, Христа ради, матушке, не отведет ли она братца от такого паскудного дела…
— Посмотрю я на тебя, Настасья, ровно тебе не мил стал отцовский дом.
Чуть не с самого первого дня, как воротилась ты из обители, ходишь, как в воду опущенная, и все ты делаешь рывком да с сердцем… А
только молвил отец: «В Комаров ехать» — ног под собой не чуешь… Спасибо, доченька, спасибо!.. Не чаяла от тебя!..
— Смотри
только, Алексеюшка, с Карпушкой-то не больно зарывайся! — молвил Трифон. — У него ведь всяко лыко в строку.
Чуть обмолвишься, разом к ответу… А ведь он рад-радехонек всех нас в ложке воды утопить… Памятлив, собака!
В разных странах доводилось мне быть:
чуть не всю Россию объехал, в Сибири
только не бывал да на Кавказе, в Австрийском царстве с Белокриницкими отцами до самой Вены доезжал, в Молдове был, в Туретчине, Гробу Господню поклонялся, в Египетскую страну во славный град Александрию ездил…
— Не ладно
только, что в огонь-от
чуть было не угодили… Эка беда какая! — молвила Манефа.
Чуть не все старообрядское Писание знала она наизусть, и, в случае спора, стоило ей
только книгу взять в руки, тотчас где надо раскроет, тотчас укажет перстом на спорное место.
Жестóко было слово Клеопатры Ера́хтурки. Согласных не нашлось. Кому охота заживо жариться?.. Но никто не смел прекословить: очень уж велика была ревность древней старицы.
Только тихий шепот,
чуть слышный ропот волной по собору промчался.
«Бога ты не боишься, — так тихо да покорно,
чуть не со слезами говорит ему бабенка, — младенчик-от у меня хворенький,
только что закачала его — потревожишь бедненького».
— Так я и думала, — молвила Таисея. — А всем затеям корень, поди, чай, Патап Максимыч. Буен во хмелю-то. Бедовый!
Чуть что не по нем,
только держись.
На́ небе ни облачка, на земле ни людских голосов, ни птичьего щебета,
только легкий,
чуть слышный ветерок лениво шевелит листьями черемух, рябин и берез, густо разросшихся в углу Манефиной обители, за часовней, на кладбище и возле него.
Чуть не в ноги кланяются им матери, Христом-Богом молят, денег сулят, вином потчуют, скачите
только, родимые, во все стороны, отбейте у неведомых воров Прасковью Патаповну.
За столом сидели все веселы,
только Василий Борисыч подчас хмурился, а когда в ответ на громкие крики о горьком вине принуждаем был целоваться,
чуть касался губ Прасковьи Патаповны и каждый раз, тяжело вздыхая, шептал...
— Я тут, кормилец, ни в чем не причинен…
Только что узнал сейчас, —
чуть слышно проговорил Пантелей.
Цитует немедленно тех и других древних писателей и
чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Неточные совпадения
Только горами не двигали, // А на редуты как прыгали! // Зайцами, белками, дикими кошками, // Там и простился я с ножками, // С адского грохоту, свисту оглох, // С русского голоду
чуть не подох!
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав
чуть заметную улыбку на лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен быть
только польщен этим.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце
чуть показалось из-за темно-синей горы, которую
только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Селифан
только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!» — плавно подскакивая на козлах, по мере того как тройка то взлетала на пригорок, то неслась духом с пригорка, которыми была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся
чуть заметным накатом вниз.
Как он ни был степенен и рассудителен, но тут
чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится
только в самых сильных порывах радости.