Когда же соловецкие отцы не восхотели Никоновых новин прияти и укрепились за отеческие законы и
церковное предание, тогда в Соловках был инок схимник Арсений, старец чудного и высокого жития, крепкий ревнитель древлего благочестия.
Ими установляется законность и неустранимость
церковного предания, этой утверждающейся кафоличности, иначе говоря, намечается путь к положительной церковности: религии не сочиняются по отвлеченным схемам одиноким мыслителем, но представляют собой своеобразный религиозно-исторический монолит или конгломерат, имеющий внутреннюю связность и цельность.
Рассказ об этом содержится у Евангелистов (Мф. 17:1; Мк. 9:2; Лк. 9:28), причем ни один из них не называет гору, на которой это произошло, «Фаворской», так что указание на нее есть не что иное, как возникшее впоследствии
церковное предание.
С ним трудно совмещается, без натяжек и насильственных толкований, также и церковное учение о молитвенном поминовении усопших и его действенности, о проповеди во аде, вообще все то учение о загробном состоянии душ. которое может быть установлено на основании
церковного предания, в частности богослужения.
И здесь снова выступает огромное значение уже кристаллизованного, отлившегося в догматы, культ и быт
церковного предания, исторической церкви, которая всегда умеряет самозваные притязания от имени «церкви мистической», т. е. нередко от имени своей личной мистики (или же, что бывает еще чаще и особенно в наше время, одной лишь мистической идеологии, принимаемой по скудости мистического опыта за подлинную мистику).
Неточные совпадения
Квакеры — разновидность протестантизма, основанная английским ремесленником Джорджем Фоксом (1624–1691); квакеры отрицают религиозные обряды, таинства, не признают
церковной иерархии и духовенства.] и им подобными представителями сродных им антидогматических и анархических течений в религии), что только реальное содержание наличного религиозного опыта или личного откровения составляет предмет веры, всякое же
предание, письменное или устное, литургическое или обрядовое, как таковое, уже противоречит живой вере.
— Да, в великороссийской, — твердо ответил Герасим Силыч. — Правда, есть и
церковные отступления от древних святоотеческих обрядов и
преданий, есть
церковные неустройства, много попов и других людей в клире недостойных, прибытками и гордостию обуянных, а в богослужении нерадивых и небрежных. Все это так, но вера у них чиста и непорочна. На том самом камне она стоит, о коем Христос сказал: «На нем созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ю».
Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по
преданию исполнять то, чего требуют церкви, и отчасти вера в это учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в то, возникшее в
церковной вере и основанное на насилии государственное устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским учением в его истинном значении.
И противоречие это, становясь всё более и более очевидным, сделало наконец то, что люди перестали верить в
церковную веру, а в большинстве своем продолжали, по
преданию, ради приличия, отчасти и страха перед властью, держаться внешних форм
церковной веры, одинаково, как католической, православной, так и протестантской, не признавая уже ее внутреннего религиозного значения.
Большинство людей, рабочий народ, хотя по внешности и держится старой,
церковной веры, уже не верит в нее, не руководствуется ею в жизни, а держится ее только по привычке,
преданию и ради приличия.