Неточные совпадения
Но главный замысел не
тот был: хотелось ему будущим сватушке да зятьку
показать, каков он человек за Волгой, какую силу в народе имеет.
— Мне всего больше
того хочется, кумушка, чтоб Снежковым
показать, как мы в наших захолустьях живем.
— Вот она, — сказал Стуколов, вынимая из дорожного кошеля круглую деревянную коробку с компасом. — Не видывал? То-то…
та матка корабли водит, без нее, что в море, что в пустыне аль в дремучем лесу, никак невозможно, потому она все стороны
показывает и сбиться с пути не дает. В Сибири в тайгу без матки не ходят, без нее беда, пропадешь.
— Значит, не в
ту сторону
показывала, — пояснил дядя Онуфрий.
Артель собралась. Спросила дядю Онуфрия, зачем звал;
тот не отвечал, а молча
показал на Патапа Максимыча.
Патап Максимыч согласился и отдал зеленую бумажку дяде Онуфрию.
Тот поглядел бумажку на свет,
показал ее каждому леснику, даже Петряйке. Каждый пощупал ее, потер руками и посмотрел на свет.
— Съезди, пожалуй, к своему барину, — молвил паломник. — Только не проболтайся, ради Бога, где эта благодать родится. А
то разнесутся вести, узнает начальство, тогда нам за наши хлопоты шиш и
покажут… Сам знаешь, земля ведь не наша.
— Да ты не всякому пузырек-от
показывай, — сказал паломник. — А
то могут заподозрить, что это золото из Сибири, краденое. Насчет этого теперь строго — как раз в острог.
— То-то же, — сказал игумен. — А чем наши иконы позолочены? Все своим ветлужским золотом. Погоди, вот завтра
покажу тебе ризницу, увидишь и кресты золотые, и чаши, и оклады на евангелиях, все нашего ветлужского золота. Знамо дело, такую вещь надо в тайне держать; сказываем, что все это приношение благодетелей… А какие тут благодетели? Свое золото, доморощенное.
Часа через полтора игумен и гости проснулись. Отец Спиридоний притащил огромный медный кунган с холодным игристым малиновым медом, его не замедлили опорожнить. После
того отец Михаил стал
показывать Патапу Максимычу скит свой…
— Надежный человек, — молвил Патап Максимыч. — А говорю это тебе, отче, к
тому, что если, Бог даст, уверюсь в нашем деле, так я этого самого Алексея к тебе с известьем пришлю. Он про это дело знает, перед ним не таись. А как будет он у тебя в монастыре,
покажи ты ему все свое хозяйство, поучи парня-то… И ему пригодится, и мне на пользу будет.
— С моим песком Чапурин уверится, — начал паломник. — Этот песок хоть на монетный двор — настоящий. Уверившись, Чапурин бумагу подпишет, три тысячи на ассигнации выдаст мне. Недели через три после
того надо ему тысяч на шесть ассигнациями настоящего песку
показать, — вот, мол, на твою долю сколько выручено. Тогда он пятидесяти тысяч целковых не пожалеет… Понял?
— Не клад, а песок золотой в земле рассыпан лежит, — шептал Алексей. — Мне
показывали… Стуколов этот
показывал, что с Патапом Максимычем поехал… За
тем они в Ветлугу поехали… Не проговорись только, Христа ради, не погуби… Вот и думаю я — не пойти ли мне на Ветлугу… Накопавши золота, пришел бы я к Патапу Максимычу свататься…
— Садись. Нечего кланяться-то, — молвил хозяин. — Вижу, парень ты смирный, умный, руки золотые. Для
того самого доверие и
показываю… Понимай ты это и чувствуй, потому что я как есть по любви… Это ты должон чувствовать… Должон ли?.. А?..
— На
том стоим, матушка… Сызмальства обучен, — сказал Василий Борисыч. — На Рогожском службы справлял… Опять же меня и в митрополию-то с устáвщиком Жигаревым посылали, потому что службу знаю до тонкости и мог применить, каково правильно там ее справляют… Опять же не в похвальбу насчет пения скажу: в Оленеве у матушки Маргариты да у матушки Фелицаты пению девиц обучал — развод демественный им
показал.
— И нашим
покажи, Василий Борисыч, — молвила Манефа. — Мы ведь поем попросту, как от старых матерей навыкли, по слуху больше… Не больно много у нас, прости, Христа ради, и таких, чтоб путем и крюки-то разбирали. Ину пору заведут догматик — «Всемирную славу» аль другой какой — один сóблазн: кто в лес, кто по дрова… Не
то, что у вас, на Рогожском, там пение ангелоподобное… Поучи, родной, поучи, Василий Борисыч, наших-то девиц — много тебе благодарна останусь.
До
той поры моей хозяйке глаз не смей
показывать!..
Будь он самый грубый, животный человек, но если в душе его не замерло народное чувство, если в нем не перестало биться русское сердце, звуки Глинки навеют на него тихий восторг и на думные очи вызовут даже невольную сладкую слезу, и эту слезу, как заветное сокровище, не
покажет он ни другу-приятелю, ни отцу с матерью, а разве
той одной, к кому стремятся добрые помыслы любящей души…
— Чего ведь не придумают! — продолжал Патап Максимыч. — Человеку от беды неминучей надо спастись, и для
того стоит ему только клобук да манатью на себя вздеть… Так нет, не смей, не моги, не
то в старцах на всю жизнь оставайся… В каком это Писании сказано?.. А?.. Ну-ка,
покажи — в каком?
— Все на святых отцов взваливают!.. Чего им, сердечным, и на ум не вспадало, все валят на них, — еще громче заговорил Патап Максимыч. — Нет, коли делом говорить,
покажи ты мне, в каком именно писании про это сказано?.. Не
то чтó без пути-то попусту язык о зубы точить?
После трапéзы един-от старец повел
того паренька по монастырям и церквам, весь град ему
показал…
И,
показав град и домы, сказал
тот старец пареньку: «Не своею волею, не своим обещаньем пришел ты в безмятежное наше жилище, потому и нельзя тебе с нами пребыти, изволь идти в мир».
— Не про обед, а про
то, что после обеда-то было, — сказал московский посол. — Про собранье говорю, матушка, про собранье… Таково вы меня угостили, что не знаю теперь, как в Москву и глаза
показать.
План состоял в том, чтобы вдруг, без всяких подходов и наговоров, разом объявить все князю, испугать его, потрясти его, указать, что его неминуемо ожидает сумасшедший дом, и когда он упрется, придет в негодование, станет не верить,
то показать ему письмо дочери: «дескать, уж было раз намерение объявить сумасшедшим; так теперь, чтоб помешать браку, и подавно может быть».
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (
Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль
покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело
показать людям прямое их благо. Слава премудрости его
та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев,
показав миру их славные дела и предобрый
тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».
— Руки у меня связаны! — повторял он, задумчиво покусывая темный ус свой, — а
то бы я
показал вам, где раки зимуют!