Видит, в углубленье меж холмов, под ветвистым дубом, сидит человек
с десяток мужчин и женщин: не поют, не читают, а о чем-то тихонько беседу ведут. Возле них небольшой костер сушникá горит. Тускло горит он, курится — дымится, и нет веселья вокруг… то не купальский костер.
Искусно после того поворотил Василий Борисыч рассуждения матерей на то, еретики ли беспоповцы, или токмо в душепагубном мудровании пребывают… Пошел спор по всей келарне. Забыли про Антония, забыли и про московское послание. Больше часа проспорили, во всех книгах справлялись, книг
с десяток еще из кладовой притащили, но никак не могли решить, еретики ли нет беспоповцы. А Василий Борисыч сидит себе да помалкивает и чуть-чуть ухмыляется, сам про себя думая: «Вот какую косточку бросил я им».
Неточные совпадения
Десятков пять, шесть, Бог даст, заработаешь, к тому ж и
с харчей долой.
При ней и мрачные старики, угрюмо на постылый свет глядевшие, юнели и, будто сбросив
десяток годов
с плеч долой, становились мягче, добрей и приветливей.
Вот светится маленькая полынья на грязно-зеленой трясине. Что-то вроде колодца. Вода
с берегами вровень. Это «окно». Беда оступиться в это «окно» — там бездонная пропасть. Не в пример опасней «окон» «вадья» — тоже открытая круглая полынья, но не в один
десяток сажен ширины. Ее берега из топкого торфяного слоя, едва прикрывающего воду. Кто ступит на эту обманчивую почву, нет тому спасенья. «Вадья» как раз засосет его в бездну.
До
десятка собак
с разнообразным лаем, ворчаньем и хрипеньем бросились на вошедших. Псы были здоровенные, жирные и презлые. Кроме маленькой шавки,
с визгливым лаем задорно бросившейся гостям под ноги, каждая собака в одиночку на волка ходила.
— Какие шутки! — на всю комнату крикнул Макар Тихоныч. — Никаких шуток нет. Я, матушка, слава тебе Господи, седьмой
десяток правдой живу, шутом сроду не бывал… Да что
с тобой,
с бабой, толковать —
с родителем лучше решу… Слушай, Гаврила Маркелыч, плюнь на Евграшку, меня возьми в зятья — дело-то не в пример будет ладнее. Завтра же за Марью Гавриловну дом запишу, а опричь того пятьдесят тысяч капиталу чистоганом вручу… Идет, что ли?
— Хлопоты, заботы само по себе, сударыня Марья Гавриловна, — отвечала Манефа. — Конечно, и они не молодят, ину пору от думы-то и сон бежит, на молитве даже ум двоится, да это бы ничего —
с хлопотами да
с заботами можно бы при Господней помощи как-нибудь сладить… Да… Смолоду здоровьем я богата была, да молодость-то моя не радостями цвела, горем да печалями меркла. Теперь вот и отзывается. Да и годы уж немалые — на шестой
десяток давно поступила.
«Посылаю я к вам в Москву и до Питера казначею нашу матушку Таифу, а
с нею расположилась отправить к вам на похранение четыре иконы высоких строгоновских писем, да икону Одигитрии Богородицы царских изографов, да три креста
с мощами, да книг харатейных и старопечатных
десятка три либо четыре.
За Волгой и вообще в лесах на севере завтракают
с восходом солнца, обедают в девять часов утра, в полдень полудничают, в три или четыре часа бывает паужена, на закате солнца ужин.], Карп Алексеич Морковкин, в бухарском стеганом и густо засаленном халате, доканчивал в своей горнице другой самовар, нимало не заботясь, что в приказе
с раннего утра ждет его до
десятка крестьян.
— А послала я
с ней в Москву главную нашу святыню: пять икон древних, три креста
с мощами,
десятка четыре книг, которы поредкостней.
Через час после обеда собор начался. Середь келарни ставлен был большой стол, крытый красным кумачом. На нем положили служебное евангелие в окладе,
с одной стороны его на покрытом пеленою блюде большой серебряный крест,
с другой — кормчую книгу.
Десятка полтора других книг в старинных, почерневших от времени переплетах положены были по разным местам стола.
Петр Степаныч совсем разошелся
с Фленушкой. Еще на другой день после черствых именин, когда привелось ему и днем и вечером подслушивать речи девичьи, улучил он времечко тайком поговорить
с нею. Самоквасов был прямой человек, да и Фленушка не того
десятка, чтоб издалека да обходцем можно было к ней подъезжать
с намеками. Свиделись они середь бела дня в рощице, что подле кладбища росла. Встретились ненароком.
Затрещали кусты можжевеловые под ногами
десятка удалых молодцов. Бегом бегут к лошадям, на руках у них
с ног до головы большими платками укрытая Прасковья Патаповна. Не кричала она, только охала.
(На малом шляпа круглая, // С значком, жилетка красная, //
С десятком светлых пуговиц, // Посконные штаны // И лапти: малый смахивал // На дерево, с которого // Кору подпасок крохотный // Всю снизу ободрал, // А выше — ни царапины, // В вершине не побрезгует // Ворона свить гнездо.)
Неточные совпадения
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На
десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили
с раската и утопили в реке целые
десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Он не мог согласиться
с тем, что
десятки людей, в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они
с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая вились в воэдухе над осокой. Чмоканье по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со всех сторон; поднятые прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь
десятки их
с писком вились над болотом.
Там, где дело идет о
десятках тысяч, он не считает, — говорила она
с тою радостно-хитрою улыбкой,
с которою часто говорят женщины о тайных, ими одними открытых свойствах любимого человека.