Неточные совпадения
— Поставили, матушка, истинно, что поставили, — говорила Евпраксия. — На Богоявленье в Городце воду святил, сам Патап Максимыч за вечерней стоял и воды богоявленской домой привез. Вон бурак-от у святых стоит. Великим постом Коряга, пожалуй, сюда наедет, исправлять
станет, обедню служить. Ему, слышь, епископ-от полотняную церковь пожаловал и одикон, рекше путевой престол
Господа Бога и Спаса нашего…
— Да, — вступилась мать Манефа, — в нынешнее время куда как тяжко приходится жить сиротам. Дороговизна!.. С каждым днем все дороже да дороже
становится, а подаяния сиротам, почитай, нет никакого. Масленица на дворе — ни гречневой мучки на блины, ни маслица достать им негде. Такая бедность, такая скудость, что един только
Господь знает, как они держатся.
С той поры
стала Никитишна за хорошее жалованье у того
барина жить, потом в другой дом перешла, еще побогаче, там еще больше платы ей положили.
Сидел Стуколов, склонив голову, и, глядя в землю, глубоко вздыхал при таких ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину,
стал он в ней чужанином. Не то что людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех прибрал
Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого русского присловья: «Не временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
И аще исполните мое слово — в сем мире будет вам от людей похвала и слава, а в будущем веце от
Господа неизглаголанное блаженство…» Как услышал я такие глаголы, тотчас игумну земно поклонился,
стал просить его благословенья на подвиг дальнего странства.
— Не чаяла тебя видеть, Яким Прохорыч!.. Как из гроба
стал передо мною… Благодарю
Господа и поклоняюся ему за все чудодеяния, какие оказал он над тобою.
— Нельзя того,
господин купец, — отвечал Артемий. — Другим
станет обидно. Ведь это, пожалуй, на ту же
стать пойдет, как по другим местам, где на хозяев из-за ряженой платы работают…
— Обидно этак-то,
господин купец, — отвечал Артемий. — Пожалуй, вот хоть нашего дядю Онуфрия взять… Такого артельного хозяина днем с огнем не сыскать… Обо всем старанье держит, обо всякой малости печется, душа-человек: прямой, правдивый и по всему надежный. А дай-ка ты ему волю, тотчас величаться зачнет, потому человек, не ангел. Да хоша и по правде
станет поступать, все уж ему такой веры не будет и слушаться его, как теперь, не
станут. Нельзя, потому что артель суймом держится.
— Можно,
господин купец, потому что «сказка — складка, а песня — быль», — ответил Артемий. — А ты слушай, что я про здешню старину тебе рассказывать
стану: занятное дело, коли не знаешь.
— Э-эх! все мы грешники перед
Господом! — наклоняя голову, сказал игумен. — Ох, ох, ох! грехи наши тяжкие!.. Согрешил и я, окаянный, — разрешил!.. Что
станешь делать?.. Благослови и ты, отец Спиридоний, на рюмочку — ради дорогих гостей
Господь простит…
— Живет у меня молодой парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар
становлюсь, сыновьями
Господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
«Эх, достать бы мне это ветлужское золото! — думает он. — Другим бы тогда человеком я
стал!.. Во всем довольство, обилье, ото всех почет и сам себе
господин, никого не боюсь!.. Иль другую бы девицу либо вдовушку подцепить вовремя, чтоб у ней денежки водились свои, не родительские… Тогда… Ну, тогда прости, прощай, Настасья Патаповна, — не поминай нас лихом…»
— Уповаю на Владычицу. Всего
станет, матушка, — говорила Виринея. — Не изволь мутить себя заботами, всего при милости Божией хватит. Слава
Господу Богу, что поднял тебя… Теперь все ладнехонько у нас пойдет: ведь хозяюшкин глаз, что твой алмаз. Хозяюшка в дому, что оладышек в меду: ступит — копейка, переступит — другая, а зачнет семенить, и рублем не покрыть. За тобой, матушка, голодом не помрем.
Не
станет нынешнего пространного жития, что же делать, не так живи, как хочется, а как
Господь благословит…
Стал середь горницы Карп Алексеич. «Алешку Лохматого дьявол принес, — подумал он. — Наташка не проболталась ли?.. Ишь каким
барином!.. На Чапуринских!.. Ну, да ведь я не больно испужался: чуть что — десятских, да в темную…»
— Выросла-то как, пригожая какая из себя
стала, — любовалась на Авдотью Марковну мать Аркадия. —
Господь судьбы не посылает ли? — примолвила она, обращаясь к отцу.
Опять же и время такое настало, что христиане не только у вас на Москве, но и в наших лесах о своих выгодах
стали больше думать, чем о
Господе, о спасенье души ровно бы и помышлять забыли…
— Теперь он уж перед самим
Господом держит ответ, земного суда над ним уж не будет,
стало быть, можно про дела его говорить без опаски.
— Постарайся, Виринеюшка, ради
Господа постарайся… Сама ведаешь, какой день
станем праздновать… Опять же собрание и почетные гости… Постарайся ради почести нашей обители… У Аркадьюшки по службе все будет как следует, не осрами и ты нас, пожалуйста… Трапезными учреждениями слава обители перед людьми высится больше, чем Божественной службой… Так уж ты постарайся, покажи гостям наше домоводство… Слава бы про нашу обитель чем не умалилась. Потерьки бы какой нашей чести не случилось!..
Если кто тебе по мысли придется и вздумаешь ты за него замуж идти — не давай сначала тем мыслям в себе укрепиться,
стань на молитву и Богу усердней молись, молись со слезами, сотворил бы
Господь над тобой святую волю свою.
Гордыня обуяла их, Божиим делом
стали кичиться и тщеславно в заслугу себе поставлять, что
Господь их руками устроил…
— Холостая воля — злая доля, — молвила Таисея. — Сам
Господь сказал: «Не добро жити человеку единому».
Стало быть, всякому человеку и надобно святой Божий закон исполнить…
— А, почтенный!.. Ты уж и здесь, — весело отозвался ямщик. — А меня, чтоб его пополам да в черепья, пес его знает,
барин какой-то сюда потревожил… Казенна подорожная, да еще «из курьерских…». Вишь, ко́ней-то загнал как, собака, — не отдышатся, сердечные… А мы только что разгулялись было, зачали про ваше здоровье пить, а его шайтан тут и принеси… Очередь-то моя — что
станешь делать?.. Поехал.
Неточные совпадения
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога,
господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович,
станьте вот тут.
Дворовый, что у
барина // Стоял за стулом с веткою, // Вдруг всхлипнул! Слезы катятся // По старому лицу. // «Помолимся же
Господу // За долголетье
барина!» — // Сказал холуй чувствительный // И
стал креститься дряхлою, // Дрожащею рукой. // Гвардейцы черноусые // Кисленько как-то глянули // На верного слугу; // Однако — делать нечего! — // Фуражки сняли, крестятся. // Перекрестились барыни. // Перекрестилась нянюшка, // Перекрестился Клим…
Стали у
барина ножки хиреть, // Ездил лечиться, да ноги не ожили…
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней с ними тронулось; // Был полдень, время отдыха, // Так набралось порядочно // Народу — поглазеть. // Все
стали в ряд почтительно // Поодаль от
господ…
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) // Возьми и брякни
барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка
стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!