Неточные совпадения
Кто говорил, что, видно, Патапу Максимычу
в волостных
головах захотелось
сидеть, так он перед выборами мир задабривает, кто полагал, не будет ли у него
в тот день какой-нибудь «помочи» [«Пóмочью», иначе «тóлокой», называется угощенье за работу.
Баба дело решила, да так метко, будто у Чапурина
в голове сидела и мысли его читала.
— Куда, чай,
в дом! — отозвался Чалый. — Пойдет такой богач к мужику
в зятьях жить! Наш хозяин, хоть и тысячник, да все же крестьянин. А жених-то мало того, что из старого купецкого рода, почетный гражданин. У отца у его, слышь, медалей на шее-то что навешано,
в городских
головах сидел,
в Питер ездил, у царя во дворце бывал. Наш-от хоть и спесив, да Снежковым на версту не будет.
В алом тафтяном сарафане с пышными белоснежными тонкими рукавами и
в широком белом переднике,
в ярко-зеленом левантиновом платочке, накинутом на
голову и подвязанном под подбородком,
сидела Настя у Фленушкиных пялец, опершись
головой на руку.
Снежков-от Данило Тихоныч купец первостатейный,
в городских
головах сидел, у губернаторов обедывал, у самого царя во дворце, сказывает,
в Питере бывал.
В санках, рядом с седоватым кумом,
сидела красивая молодая женщина
в малиновой шелковой шубке с большим куньим воротником,
голова у ней укутана была голубым ковровым платком.
Сидел Стуколов, склонив
голову, и, глядя
в землю, глубоко вздыхал при таких ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину, стал он
в ней чужанином. Не то что людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех прибрал Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого русского присловья: «Не временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
Работник остановил лошадей. Понурив
головы, они тяжело дышали, пар так и валил с них. Патап Максимыч вылез из своих саней и подошел к задним, где
сидел Стуколов. Молчаливый Дюков, уткнув
голову в широкий лисий малахай, спал мертвым сном.
— То и говорю, что высоко камешки кидаешь, — ответил Артемий. — Тут вашему брату не то что руки-ноги переломают, а пожалуй,
в город на ставку свезут. Забыл аль нет, что Паранькин дядя
в головах сидит? — сказал Артемий.
Вот он пароход-от!.. Век думал, гадал про него Гаврила Маркелыч, совсем было отчаялся, а он ровно с неба упал. Затуманилось
в голове — все забыл, — один пароход
в голове сидит.
С тяжелой тоской на душе, облокотясь на стол и склонив
голову,
сидел Алексей
в своей боковуше. Роятся думы
в уме его, наяву грезится желанное житье-бытье богатое.
Уж пóд вечер, когда разошлись по домам поминальщики, вышел он из боковуши и увидал Пантелея. Склонив
голову на руки,
сидел старик за столом, погруженный
в печальные думы. Удивился он Алексею.
Несмелой поступью вошел он
в светлицу… Оглянулся — склонив на руку
голову, у другого окна
сидит Марья Гавриловна.
В головах Песоченского приказа
сидел Михайло Васильич Скорняков, тот самый, что на именинах Аксиньи Захаровны втянулся было
в затеянное Стуколовым ветлужское дело. Жил он верстах
в десяти от Песочного,
в приказ приезжал только по самым важным делам. Всем заправлял писарь, молодой парень из удельных же крестьян. Обыкновенно должность писаря
в удельных приказах справлялась мелкими чиновниками; крестьяне редко на нее попадали. Одним из таких был Карп Алексеич Морковкин, писарь Песоченского удельного приказа.
Годы идут, Карпушка учится да учится. Однажды песоченский удельный
голова (не Михайло Васильевич, а другой, что до него
в головах сидел), воротясь из города, так говорил на волостном сходе, при всем честном народе...
Наконец все мужики были отпущены, но писарь все-таки не вдруг допустил до себя Алексея. Больно уж хотелось ему поломаться. Взял какие-то бумаги, глядит
в них, перелистывает, дело, дескать, делаю, мешать мне теперь никто не моги, а ты, друг любезный, постой, подожди, переминайся с ноги на ногу… И то у Морковкина на уме было: не вышло б передряги за то, что накануне сманил он к себе Наталью с грибовной гулянки…
Сидит, ломает
голову — какая б нужда Алешку
в приказ привела.
И видели они, что возле Настиной могилки, понурив
голову и роняя слезы,
сидит дядя Никифор. То был уж не вечно пьяный, буйный, оборванный Микешка Волк, но тихий, молчаливый горюн, каждый Божий день молившийся и плакавший над племянницыной могилой. Исхудал он, пожелтел,
голову седина пробивать стала, но глаза у него были не прежние мутные — умом, тоской, благодушьем светились. Когда вокруг могилы стали набираться званые и незваные поминальщики, тихо отошел он
в сторонку.
Гости из Городца и городские гости уехали — за пуншами только четверо
сидело: сам хозяин, кум Иван Григорьич, удельный
голова да Василий Борисыч. Рядом
в боковуше, за чайным столом, заправляемым Никитишной,
сидели Параша, Груня, Фленушка да Марьюшка. У мужчин повелась беседа говорливая;
в женской горнице
в молчанки играли: Никитишна хлопотала за самоваром, Груня к мужским разговорам молча прислушивалась, Параша дремала, Марьюшка с Фленушкой меж собой перешептывались да тихонько посмеивались.
— Так как же ты, гость дорогой,
в Неметчину-то ездил?.. Много, чай, поди, было с тобой всяких приключеньев? — говорил Патап Максимыч Василью Борисычу. А тот
сидел во образе смирения, учащал воздыхания, имел
голову наклонну, сердце покорно, очи долу обращены.
Сидя в бывшей Настиной светлице, молча глядела Манефа, как Фленушка с Устиньей Московкой укладывали пожитки ее
в чемоданы. Вдруг распахнулась дверь из сеней и вошел Патап Максимыч, одетый по-домашнему:
в широкой рубахе из алого канауса, опоясанный шелковым поясом, вытканным
в подарок отцу покойницей Настей. Поглядел он на укладыванье, поглядел на Манефу, почесал слегка
голову и молвил сестре...
В малиновом шелковом сарафане с палевым передником и с белым платочком на
голове сидела на траве, окруженная подругами, Параша.
— Муж жене должен быть
голова, господин, а мне такого ни
в жизнь не стерпеть, — не глядя ни на кого, продолжала речь свою Фленушка. — Захотел бы кто взять меня — иди, голубчик, под мой салтык, свою волю под лавку брось, пляши, дурень, под мою дудочку. Власти над собой не потерплю — сама власти хочу… Воли, отваги душа моя просит, да негде ей разгуляться!.. Ровно
в каменной темнице,
в тесной келье
сиди!..
Солнце с полден своротило, когда запылилась дорожка, ведущая к Свиблову. Тихо
в погосте: Сушило после обеда отдыхал, дьячок Игнатий да пономарь Ипатий гоняли голубей; поповы, дьячковы и пономаревы дети по грибы ушли, один Груздок
сидел возле мостика, ловя
в мутном омуте гольцов на удочку. Заслышав шум подъезжавшей тележки, поднял он
голову и, увидев молодого человека, одетого по-немецкому, диву дался.
Неточные совпадения
В голове чепуха, всё женихи
сидят.
Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли.
Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной;
в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то
голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да
в бороду усмехается.
Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом
в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное
в вицмундир,
сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала,
в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова
голова… Письмоводитель выбежал
в таком смятении, что зубы его стучали.
Бетси, одетая по крайней последней моде,
в шляпе, где-то парившей над ее
головой, как колпачок над лампой, и
в сизом платье с косыми резкими полосами на лифе с одной стороны и на юбке с другой стороны,
сидела рядом с Анной, прямо держа свой плоский высокий стан и, склонив
голову, насмешливою улыбкой встретила Алексея Александровича.
Аннушка вышла, но Анна не стала одеваться, а
сидела в том же положении, опустив
голову и руки, и изредка содрогалась всем телом, желая как бы сделать какой-то жест, сказать что-то и опять замирая.