— Видишь!.. И не будет у нас согласья с Москвой… Не будет!.. Общения не разорвем, а согласья не будет!.. По-старому останемся, как при бегствующих иереях бывало… Как
отцы и деды жили, так и мы будем жить… Знать не хотим ваших московских затеек!..
Неточные совпадения
— Какая это воля девичья? — спросил, улыбаясь, Патап Максимыч. — Шестой десяток на свете доживаю, про такую волю не слыхивал.
И при
отцах наших
и при
дедах про девичью волю не было слышно. Что ж это за воля такая ноне проявилась? Скажи-ка!
Не на ветер стары люди говаривали: «Незрел виноград, невкусен, млад человек неискусен; а молоденький умок, что весенний ледок…» Пройдут, батюшка Данило Тихоныч, красные-то годы, пройдет молодость: возлюбят тогда
и одежу степенную, святыми
отцами благословенную
и нам, грешным, заповеданную; возлюбят
и старинку нашу боголюбезную, свычаи да обычаи, что
дедами, прадедами нерушимо уложены.
— Вранью да небылицам короткий век, а эта правда от старинных людей до нас дошла.
Отцы,
деды про нее нам сказывали,
и песни такие про нее поются у нас… Значит, правда истинная.
Кроме Устиньи, еще шесть «вопленниц» позвала Никитишна, чтоб вся похоронная обрядня справлена была чинно
и стройно, как
отцами,
дедами заповедано.
И ходила про то молва великая,
и были говоры многие по всему Заволжью
и по всем лесам Керженским
и Чернораменским. Все похваляли
и возносили Патапа Максимыча за доброе его устроение. Хоть
и тысячник, хоть
и бархатник, а дочку хороня, справил все по-старому, по-заветному, как отцами-дедами святорусскому люду заповедано.
Воспомянул он тогда роды своя, как в Никоновы гонительные времена
деды его смольяне,
отец Спиридоний да
отец Ефрем, из роду Потемкиных, бегая церковных новин, укрылись в лесах Кéрженских
и поставили обитель поблизости скита Шáрпана…
Жить семье так, как привыкли жить
отцы и деды, то есть в тех же условиях образования и в тех же воспитывать детей, было несомненно нужно.
Вы слышали от
отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки.
—
Отцы и деды не глупее нас были, — говорил он в ответ на какие-нибудь вредные, по его мнению, советы, — да прожили же век счастливо; проживем и мы; даст Бог, сыты будем.
Райский нашел тысячи две томов и углубился в чтение заглавий. Тут были все энциклопедисты и Расин с Корнелем, Монтескье, Макиавелли, Вольтер, древние классики во французском переводе и «Неистовый Орланд», и Сумароков с Державиным, и Вальтер Скотт, и знакомый «Освобожденный Иерусалим», и «Илиада» по-французски, и Оссиан в переводе Карамзина, Мармонтель и Шатобриан, и бесчисленные мемуары. Многие еще не разрезаны: как видно, владетели, то есть
отец и дед Бориса, не успели прочесть их.
Неточные совпадения
Теперь уж не до гордости // Лежать в родном владении // Рядком с
отцами, с
дедами, // Да
и владенья многие // Барышникам пошли.
Она, в том темно-лиловом платье, которое она носила первые дни замужества
и нынче опять надела
и которое было особенно памятно
и дорого ему, сидела на диване, на том самом кожаном старинном диване, который стоял всегда в кабинете у
деда и отца Левина,
и шила broderie anglaise. [английскую вышивку.]
Так же несомненно, как нужно отдать долг, нужно было держать родовую землю в таком положении, чтобы сын, получив ее в наследство, сказал так же спасибо
отцу, как Левин говорил спасибо
деду за всё то, что он настроил
и насадил.
Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя
и людей подобных мне, которые в прошедшем могут указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье
и ум — это другое дело),
и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой
отец, мой
дед.
По заслугам
и просьбе
отца ее, кларнетиста Саввы,
дед мой взял ее в верх — находиться в числе женской прислуги бабушки.