Неточные совпадения
«Ну-ка, Данило Тихоныч, погляди на мое житье-бытье, — продолжал раздумывать сам с собой Патап Максимыч. — Спознай мою силу над «моими» деревнями и
не моги забирать себе в голову, что честь мне великую делаешь, сватая за сына Настю. Нет, сватушка дорогой, сами
не хуже кого другого, даром что
не пишемся почетными гражданами и купцами первой гильдии, а только государственными крестьянами».
—
Не успели, — молвила Манефа. — В чем спали, в том и выскочили. С той поры и началось Рассохиным
житье горе-горькое. Больше половины обители врозь разбрелось. Остались одни старые старухи и до того дошли, сердечные, что лампадки на большой праздник нечем затеплить, масла нет. Намедни, в рождественский сочельник, Спасову звезду без сочива встречали. Вот до чего дошли!
Слаще бы
не в пример сиротское
житье ей досталось.
Прежде ночь переночевать места
не было, а теперь, что называется,
не грело,
не горело, а вдруг осветило: все в родню лезут, на
житье к себе манят.
Житье было ей
не плохое, все до нее были ласковы, приветливы, но
не забывала Дарья старых щипков и колотушек, все ей думалось: «Теперь хорошо, а выбьюсь из сил, так под старость из избы середь улицы выкинут».
— Вот, кум, посмотри на мое
житье! — говорил Иван Григорьич. — Полюбуйся: одну обварили, другую избили… Из дому уедешь, только у тебя и думы — целы ли дети, друг мой любезный, беда неизбывная…
Не придумаю, что и делать…
— Исправой греха твоего
не загладить… Многие годы слез покаянья, многие ночи без сна на молитве, строгий пост, умерщвление плоти, отреченье от мира, от всех соблазнов, безысходное
житье во иноческой келье, черная ряса, тяжелы вериги… Вот чем целить грех твой великий…
Немало просьб, немало слез понадобилось, чтоб вымолить у отца согласие на
житье скитское. И слышать
не хотел, чтобы дочь его надела иночество.
На другой день столы работникам и народу справлялись. В горницах весело шел именинный пир. Надивиться
не могли Снежковы на житье-бытье Патапа Максимыча… В лесах живет, в захолустье, а пиры задает, хоть в Москве такие.
— Как бы от недобрых людей
не было опаски, лучше бы лесного
житья во всем свете, кажись,
не сыскать…
Зимней порой поскучнее, а все же нашего лесного
житья не променять на ваше городское…
Полная светлых надежд на счастье, радостно покидала свой город Марья Гавриловна. Душой привязалась она к жениху и, горячо полюбив его, ждала впереди длинного ряда ясных дней, счастливого житья-бытья с милым избранником сердца.
Не омрачала тихого покоя девушки никакая дума, беззаветно отдалась она мечтам об ожидавшей ее доле. Хорошее, счастливое было то время! Доверчиво, весело глядела Марья Гавриловна на мир Божий.
К Пасхе Манефа воротилась в Комаров с дорогой гостьей. Марье Гавриловне скитское
житье приятным показалось. И немудрено: все ей угождали, все старались предупредить малейшее ее желанье.
Не привыкшая к свободной жизни, она отдыхала душой. Летом купила в соседнем городке на своз деревянный дом, поставила его на обительском месте, убрала, разукрасила и по первому зимнему пути перевезла из Москвы в Комаров все свое имущество.
А если
не нароет он на Ветлуге дорогой казны?.. Пропадай тогда жизнь бедовая, доля горькая!.. А если помимо Ветлуги выпадут ему несметные деньги, во всем обилье, житье-бытье богатое?.. И если за такую счастливую долю надо будет покинуть Настасью Патаповну… забыть ее, другую полюбить?..
—
Не греши на Фленушку, Максимыч, — заступилась Аксинья Захаровна. — Девка с печали совсем ума решилась!.. Сам посуди, каково ей будет
житье без матушки!.. Куда пойдет? Где голову приклонит?
— Вся власть твоя, батюшка Патап Максимыч, — кричал он охрипшим голосом. —
Житья не стало от паскудных твоих работников.
Государь ты наш, родной батюшка, —
Мы пришли на твое
житье вековечное,
Пробудить тебя ото сна от крепкого.
Мы раскинули тебе скатерти браные,
Мы поставили тебе яства сахарные,
Принесли тебе пива пьяного,
Садись с нами, молви слово сладкое,
Уж мы сядем супротив тебя,
Мы
не можем на тебя наглядетися,
Мы
не можем с тобой набаяться.
— То-то и есть: толстó звонят, да тонкó едят… — примолвил Дементий. — У нас по лесам житье-то, видно, приглядней московского будет, даром что воротáми в угол живем. По крайности ешь без меры, кусков
не считают.
Сказываю: в белицах
житья тебе
не будет, куда ж ты голову сиротскую свою приклонишь?..
—
Житья христианам от немцев
не стало.
Поклонился б мне тогда народ православный, а я бы
житьем своим утешался, построил бы каменны палаты, с утра дó ночи у меня пиры бы пировали, честь мою и богатство прославляли!..» Эх! мало ли чего
не придумает бедный человек, жаждущий довольства и привольной жизни!..
Будь Карпушка одного хозяина захребетником,
не плохое бы
житье было ему: поили б, кормили его, как сына родного, привязались бы к нему названые отец с матерью, как к детищу рожоному.
По селам бабы воют, по деревням голосят; по всем по дворам ребятишки ревут, ровно во всяком дому по покойнику. Каждой матери боязно,
не отняли б у нее сынишка любимого в ученье заглазное. Замучат там болезного, заморят на чужой стороне, всего-то натерпится, со всяким-то горем спознается!..
Не ученье страшно — страшна чужедальняя сторона непотачливая, житье-бытье под казенной кровлею, кусок хлеба,
не матерью печенный, щи,
не в родительской печи сваренные.
Хорошо вон теперь железны дороги почали строить, степняку от них
житье не в пример лучше прежнего будет, да
не ко всякой ведь деревне чугунку подведут…
— Ни на что еще я
не решилась, матушка, сама еще
не знаю, что и как будет… Известно дело, хозяйский глаз тут надобится. Рано ли, поздно ли, а придется к пристани поближе на
житье переехать. Ну, да это еще
не скоро.
Не сразу устроишься. Домик надо в городе купить, а прежде всего сыскать хорошего приказчика, — говорила Марья Гавриловна.
Не привел Господь комаровским келейницам слушать малинового звона колоколов китежских,
не привел Бог в лоне озера увидать им невидимый град…
Не привел Бог и Василья Борисыча додуматься, как бы подобру-поздорову выбраться из омута, куда затянуло его привольное житье-бытье с красивыми молодыми девицами лесов Керженских, Чернораменских.
Вспыхнула Параша, зарделась как маков цвет. Вспало ей на мысли, что Устинья от кого-нибудь выведала про ночное гулянье в Улангере и о нем грозится рассказать Аксинье Захаровне. «Что будет тогда? — думает Параша в сильной тревоге. — Пропадать моей головушке! Хоть заживо в гроб ложись!..
Житья не будет, заколотят тятенька с мамынькой до полу́смерти».
—
Не нам бы, бессчастным,
не нам, бесталанным, про брачное дело, про мирское
житье разговоры водить.
Жалко стало Василью Борисычу, что на прощанье маленько поразладил он с матерью Манефой. Полюбил он умную, рассудливую старицу и во время
житья в Комарове искренно к ней привязался… И вдруг на последних-то днях завелась ссора
не ссора, а немалая остуда.