— Ради милого и без венца
нашей сестре не жаль себя потерять! — сказала Фленушка. — Не тужи… Не удастся свадьба «честью», «уходом» ее справим… Будь спокоен, я за дело берусь, значит, будет верно… Вот подожди, придет лето: бежим и окрутим тебя с Настасьей… У нее положено, коль не за тебя, ни за кого нейти… И жених приедет во двор, да поворотит оглобли, как несолоно хлебал… Не вешай головы, молодец, наше от нас не уйдет!
— Заспесивилась наша краля, зачванилась, — топнув с досады ногой, молвила Фленушка, выходя однажды с Марьюшкой из домика Марьи Гавриловны. — Битый час сидели у ней, хоть бы единое словечко выронила… В торги, слышь, пускается, каменны палаты закладывать собирается, куда с
нашей сестрой ей водиться!.. А мне наплевать — ноги моей не будет у грубиянки; и ты не ходи к ней, Марьюшка.
Неточные совпадения
— А тебе тоже бы молчать, спасенная душа, — отвечал Патап Максимыч
сестре, взглянув на нее исподлобья. — Промеж мужа и жены советниц не надо. Не люблю, терпеть не могу!.. Слушай же, Аксинья Захаровна, — продолжал он, смягчая голос, — скажи стряпухе Арине, взяла бы двух баб на подмогу. Коли нет из
наших работниц ловких на стряпню, на деревнях поискала бы. Да вот Анафролью можно прихватить. Ведь она у тебя больше при келарне? — обратился он к Манефе.
— Говорила я ему про вашу бедность и нужды, вот приходит, мол, Сырная неделя, к великой Четыредесятнице приуготовление, а
нашим сиротам не на что гречневой мучки купить да маслица. И Патап Максимыч пожаловал вам, братие и
сестры, по рублю ассигнациями на двор.
При сем посылаю вам, матушка, сто двадцать рублей на серебро, помолились бы вы и ваши богоугодные
сестры, а также которые сироты живут постоянно, за дочку за
нашу и за жениха, чтоб послал им Господь брак честен, ложе нескверно и житие безмятежно.
— А в раздачу сиротам на каждый двор по рублю… Каждой
сестре, пришедшей в день сей из скудных обителей, по рублю… Прихожим христолюбцам, кто нужду имеет, по рублю… И та раздача не из обительской казны, а от моего недостоинства… Раздавать будет мать Таифа… А ты, матушка Таифа, прими, кроме того, двести рублей в раздачу по
нашей святой обители.
— Уж и подлинно чудеса, матушка… Святы твои слова — «чудеса»!.. Да уж такие чудеса, что волосы дыбом… Все, матушка, диву дались и
наши, и по другим обителям… Хоть она и важного роду, хоть и богатая, а, кажись бы, непригоже ей было так уезжать… Не была в счету
сестер обительских, а все ж в честной обители житие провождала. Нехорошо, нехорошо она это сделала — надо б и стыда хоть маленько иметь, — пересыпала свою речь добродушная мать Виринея.
— К попу Сушиле. Знатный поп, самый на эвти дела подходящий.
Наши ребята с самокрутками все к нему. Денег только не жалей, — а то хоть с родной
сестрой окрутит.
— Экая я! — проговорила вдруг Лукерья с неожиданной силой и, раскрыв широко глаза, постаралась смигнуть с них слезу. — Не стыдно ли? Чего я? Давно этого со мной не случалось… с самого того дня, как Поляков Вася у меня был прошлой весной. Пока он со мной сидел да разговаривал — ну, ничего; а как ушел он — поплакала я таки в одиночку! Откуда бралось!.. Да ведь у
нашей сестры слезы некупленные. Барин, — прибавила Лукерья, — чай, у вас платочек есть… Не побрезгуйте, утрите мне глаза.
— Пустяки: почти каждый из нас, мужчин, обладает кем-нибудь из вас,
наши сестры; опять пустяки: какие вы нам сестры? — вы наши лакейки!
— Вот как святые-то приказания царские исполняли! — говорила она, — на костры шли, супротивного слова не молвили, только имя Господне славили! А мы что? Легонько
нашу сестру господин пошпыняет, а мы уж кричим: немилостивый у нас господин, кровь рабскую пьет!
Неточные совпадения
Скотинин. Ну,
сестра, хорошу было шутку… Ба! Что это? Все
наши на коленях!
Ее
сестра звалась Татьяна… // Впервые именем таким // Страницы нежные романа // Мы своевольно освятим. // И что ж? оно приятно, звучно; // Но с ним, я знаю, неразлучно // Воспоминанье старины // Иль девичьей! Мы все должны // Признаться: вкусу очень мало // У нас и в
наших именах // (Не говорим уж о стихах); // Нам просвещенье не пристало, // И нам досталось от него // Жеманство, — больше ничего.
Знаете, мне всегда было жаль, с самого начала, что судьба не дала родиться вашей
сестре во втором или третьем столетии
нашей эры, где-нибудь дочерью владетельного князька или там какого-нибудь правителя или проконсула в Малой Азии.
Вот так-то и гибнет
наша сестра-то.
— Благодарствуйте, что сдержали слово, — начала она, — погостите у меня: здесь, право, недурно. Я вас познакомлю с моей
сестрою, она хорошо играет на фортепьяно. Вам, мсьё Базаров, это все равно; но вы, мсьё Кирсанов, кажется, любите музыку; кроме
сестры, у меня живет старушка тетка, да сосед один иногда наезжает в карты играть: вот и все
наше общество. А теперь сядем.