Неточные совпадения
— Что моя жизнь! — желчно смеясь, ответила Фленушка. — Известно какая! Тоска и больше ничего; встанешь, чайку попьешь — за часы
пойдешь, пообедаешь — потом
к правильным канонам,
к вечерне. Ну, вечерком, известно, на супрядки сбегаешь; придешь домой,
матушка, как водится, началить зачнет, зачем, дескать, на супрядки ходила; ну, до ужина дело-то так и проволочишь. Поужинаешь и на боковую. И
слава те, Христе, что день прошел.
Зашабашили
к обеду. Алексею не до еды.
Пошел было в подклет, где посуду красят, но повернул
к лестнице, что ведет в верхнее жилье дома, и на нижних ступенях остановился. Ждал он тут с четверть часа, видел, как пробрела поверху через сени
матушка Манефа, слышал громкий топот сапогов Патапа Максимыча, заслышал, наконец, голос Фленушки, выходившей из Настиной светлицы. Уходя, она говорила: «Сейчас приду, Настенька!»
— Ну и
пойду, — смеясь, отвечала Марья, накидывая на голову большой ковровый платок. — Ну и
пойду… Благодарим покорно за угощенье,
матушка Виринея, — низко поклонившись, прибавила она и, припрыгивая, побежала
к двери.
— Здорова,
матушка,
слава Богу, — отвечала Таифа. — В часовне у служеб бывала и у часов и
к повечерию.
К утрене-то ленивенька вставать, разве только что в праздники.
— Пускай до чего до худого дела не дойдет, — сказал на то Пантелей, — потому девицы они у нас разумные, до пустяков себя не доведут… Да ведь люди,
матушка, кругом, народ же все непостоянный, зубоскал, только бы посудачить им да всякого пересудить… А
к богатым завистливы. На глазах лебезят хозяину, а чуть за угол, и
пошли его ругать да цыганить… Чего доброго, таких сплеток наплетут, таку
славу распустят, что не приведи Господи. Сама знаешь, каковы нынешние люди.
— Дело-то такое, что, если
матушка ему как следует выскажет, он, пожалуй, и послушается, — сказал Пантелей. — Дело-то ведь какое!..
К палачу в лапы можно угодить,
матушка, в Сибирь
пойти на каторгу!..
Однажды, когда Манефе стало получше, Фленушка
пошла посидеть
к Марье Гавриловне. Толковали они о
матушке и ее болезни, о том, что хоть теперь она и поправилась, однако ж при такой ее слабости необходим за ней постоянный уход.
—
Матушка Манефа теперь започивала, — ответила Таифа. — Скорбна у нас матушка-то — жизни не чаяли… Разве в сумерки
к ней побываете… А мать Назарета в перелесок
пошла с девицами. До солнечного заката ей не воротиться.
— Ступай
к себе, — сказала она Тане. — Сейчас выйду… Да покаместь
к матушке-то не ходи, после часов
к ней
пойду.
Батюшка отец Игнатий обещался ему здешний народ приговаривать на новы места
идти, и великий боярин Потемкин с тем словом
к царице возил его, и она,
матушка, с отцом Игнатием разговор держала, про здешнее положенье расспрашивала и
к руке своей царской старца Божия допустила.
«
Посылаю я
к вам в Москву и до Питера казначею нашу
матушку Таифу, а с нею расположилась отправить
к вам на похранение четыре иконы высоких строгоновских писем, да икону Одигитрии Богородицы царских изографов, да три креста с мощами, да книг харатейных и старопечатных десятка три либо четыре.
— Да хоть бы того же Василья Борисыча. Служит он всему нашему обществу со многим усердием; где какое дело случится, все он да он, всегда его да его куда надо
посылают. Сама
матушка Пульхерия пишет, что нет у них другого человека ни из старых, ни из молодых… А ты его сманиваешь… Грех чинить обиду Христовой церкви, Патапушка!.. Знаешь ли,
к кому церковный-от насильник причитается?..
— Уехали-то вы,
матушка, поутру, а вечером того же дня гость
к ней наехал, весь вечер сидел с ней, солнышко взошло, как
пошел от нее. Поутру опять долго сидел у ней и обедал, а после обеда куда-то уехал. И как только уехал, стала Марья Гавриловна в дорогу сряжаться, пожитки укладывать… Сундуков-то что, сундуков-то!.. Боле дюжины. Теперь в домике, опричь столов да стульев, нет ничего, все свезла…
Сидим мы этак у келарни на крылечке с
матушкой Евсталией да с
матушкой Филаретой, смотрим на нее, глядь, а она в Каменный Вражек; мы
к околице, переговариваем меж собой, куда, дескать, это она
пошла.
Летом галицкая боярыня Акулина Степановна из рода Свечиных, с племянницей своей Федосьей Федоровной Сухониной, собрала во един круг разбежавшихся
матушек,
пошла с ними вкупе на иное место и на речке на
Кóзленце, супротив старого скита Фундрикова, ставила обитель Спаса Милостивого.
— Через два месяца скажу я тебе, в силах ли буду исполнить желанье твое, — вставая с места, сказала Фленушка. — Не мое то желанье — твое… А снесу ль я иночество, сама не знаю… Теперь
к себе
пойду… запрусь, подумаю. Не пущай никого ко мне,
матушка… Скажи, что с дороги устала аль что сделалась я нездорова.
— Как же,
матушка, со всеми простился, — ответил Петр Степаныч. — И со сродниками, и с приказчиками, и со всеми другими домашними, которы на ту пору тут прилучились. Всех
к себе велел позвать и каждого благословлял, а как кого зовут, дядюшка подсказывал ему. Чуть не всех он тут впервые увидел… Меня хоть взять — перед Рождеством двадцать седьмой мне
пошел, а прадедушку чуть-чуть помню, когда еще он в затвор-от не уходил.
— Нельзя,
матушка, — перебила Манефа. — Никак нельзя плохую
послать к Самоквасовым. Девиц у меня теперь хоть и много, да ихнее дело гряды копать да воду носить. Таких нельзя
к Самоквасовым.
— Чего ж убиваться-то? — весело молвила ей быстроногая Дуня улангерская. — Пошли-ка меня
матушка Юдифа
к хорошим людям нá год в канонницы, да я бы, кажется, с радости земли под собой не взвидела, запрыгала б, заплясала, а ты, бесстыдница, выть…
— Захотела б я замуж
идти — вышла б и отсюда, могла бы бежать из обители. Дело не хитрое,
к тому же бывалое. Мало разве белиц из скитов замуж бегают?.. Что ж?.. Таиться не стану — не раз бродило в голове, как бы с добрым молодцем самокрутку сыграть… Да не хочу…
Матушку не хочу оскорбить — вот что. А впрочем, и дело-то пустое, хлопот не стоит…
Неточные совпадения
Приходила
к ней
матушка, // Будила, побуживала: // Машенька,
пойдем домой!
У батюшки, у
матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком
шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он
идет, на вечер ли
к какому-нибудь своему брату или прямо
к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с
матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
И вот из ближнего посада, // Созревших барышень кумир, // Уездных
матушек отрада, // Приехал ротный командир; // Вошел… Ах, новость, да какая! // Музыка будет полковая! // Полковник сам ее
послал. // Какая радость: будет бал! // Девчонки прыгают заране; // Но кушать подали. Четой //
Идут за стол рука с рукой. // Теснятся барышни
к Татьяне; // Мужчины против; и, крестясь, // Толпа жужжит, за стол садясь.
— Ну, вот таким манером, братец ты мой, узналось дело. Взяла
матушка лепешку эту самую, «
иду, — говорит, —
к уряднику». Батюшка у меня старик правильный. «Погоди, — говорит, — старуха, бабенка — робенок вовсе, сама не знала, что делала, пожалеть надо. Она, може, опамятуется». Куды тебе, не приняла слов никаких. «Пока мы ее держать будем, она, — говорит, — нас, как тараканов, изведет». Убралась, братец ты мой,
к уряднику. Тот сейчас взбулгачился
к нам… Сейчас понятых.