Неточные совпадения
Не отвечая словами на вопрос игуменьи, Иван Григорьич с Аграфеной Петровной прежде обряд исполнили. Сотворили пред Манефой уставные метания [Метание — слово греческое, вошедшее в
русский церковный обиход, особенно соблюдается старообрядцами. Это малый земной поклон. Для исполнения его становятся на колени, кланяются, но не челом до
земли, а только руками касаясь положенного впереди подручника, а за неимением его — полы своего платья, по полу постланной.], набожно вполголоса приговаривая...
Сидел Стуколов, склонив голову, и, глядя в
землю, глубоко вздыхал при таких ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину, стал он в ней чужанином. Не то что людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех прибрал Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого
русского присловья: «Не временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
И никому-то не хотелось лечь на чужой стороне, всякой-то про свою родину думал и, умирая, слезно просил товарищей, как умрет, снять у него с креста ладанку да, разрезавши, посыпать лицо его зашитою там
русской землею…
На сибирском рубеже стоят снежные горы; без проводника, не зная тамошних мест, их ввек не перелезть, да послал Господь мне доброго человека из варнаков — беглый каторжный, значит, — вывел на
русскую землю!..
— Эту самую, — сказал Артемий. — Когда атаман воротился на
Русскую землю, привез он ту пушку с жеребьями да с ядрами в наши леса и зарыл ее в большой зимнице меж Коня и Жеребенка. Записи такие есть.
Только за то и спасибо Византии, что по ее милости
Русская земля с римским папой не зналась…
Остатки вольницы, что во времена самозванцев и лихолетья разбоем да грабежом исходили вдоль и поперек чуть не всю
Русскую землю, находили здесь места безопасные, укрывавшие удальцов от припасенных для них кнутов и виселиц.
В самом деле место тут каменистое. Белоснежным кварцевым песком и разноцветными гальками усыпаны отлогие берега речек, а на полях и по болотам там и сям торчат из
земли огромные валуны гранита. То осколки Скандинавских гор, на плававших льдинах занесенные сюда в давние времена образования земной коры. За Волгой иное толкуют про эти каменные громады: последние-де
русские богатыри, побив силу татарскую, похвалялись здесь бой держать с силой небесною и за гордыню оборочены в камни.
В лесах на севере в тот день первый оратай
русской земли вспоминался, любимый сын Матери-Сырой
Земли, богатырь, крестьянством излюбленный, Микула Селянинович, с его сошкой дорогá чёрна дерева, с его гужиками шелкóвыми, с омешиком [Омéжь — сошник, лемех — часть сохи. Присóшек то же, что полица — железная лопаточка у сохи, служащая для отвалу
земли.] серебряным, с присóшками красна золота.
Весенний праздник Николаю Чудотворцу, которого нет у греков, заимствован был
русскими у латинян, чтоб приурочить его к празднику Матери-Сырой
Земли, что любит «Микулу и род его».
Еще в тý пору, как
русская земля была под татарами, ради народного умиренья проходил в орду басурманскую святитель Христов Алексий, митрополит Московский.
«Надо быть, не
русский, — подумал Алексей. — Вот, подумаешь, совсем чужой человек к нам заехал, а матушка русска
земля до усов его кормит… А кровному своему ни места, ни дела!.. Ишь, каково спесиво на людей он посматривает… Ишь, как перед нехристем народ шапки-то ломит!.. Эх ты, Русь православная! Заморянину — родная мать, своим детушкам — злая мачеха!..»
Про то разговорились, как живется-можется
русскому человеку на нашей привольной
земле. Михайло Васильич, дальше губернского города сроду нигде не бывавший, жаловался, что в лесах за Волгой
земли холодные, неродимые, пашни и покосы скудные, хлебные недороды частые, по словам его выходило, что крестьянину-заволжанину житье не житье, а одна тяга; не то чтобы деньги копить, подати исправно нечем платить.
Подошел поближе Василий Борисыч, слышит, читает он о благоверном князе Георгии, положившем живот за Христову веру и за
Русскую землю в битве с Батыем при Сити-реке.
Называет старик благоверного князя Георгия внуком равноапостольного Владимира, читает, как ездил он по
Русской земле и по всем городам, ставил соборы Успенские: в Новгороде, в Москве, в Ростове и Муроме.
С закатом солнца, в тихий летний вечер, улетает и моя старуха, — конечно, тут не без нравоучительной мысли; и вот в это-то самое мгновение, вместо напутственной, так сказать, слезы, молодой, отчаянный прапорщик, избоченясь и фертом, провожает ее с поверхности
земли русским элементом забубенных ругательств за погибшую миску!
Неточные совпадения
Довольно демон ярости // Летал с мечом карающим // Над
русскою землей. // Довольно рабство тяжкое // Одни пути лукавые // Открытыми, влекущими // Держало на Руси! // Над Русью оживающей // Святая песня слышится, // То ангел милосердия, // Незримо пролетающий // Над нею, души сильные // Зовет на честный путь.
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении на
земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории
русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только «старатели»
русской земли.
Он думал, что
Русский народ, имеющий призвание заселять и обрабатывать огромные незанятые пространства сознательно, до тех пор, пока все
земли не заняты, держался нужных для этого приемов и что эти приемы совсем не так дурны, как это обыкновенно думают.
Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к
земле мальчик в
русском платье обгонял ее.