Неточные совпадения
— Да, — вступилась мать Манефа, — в нынешнее
время куда как тяжко приходится жить сиротам. Дороговизна!.. С каждым днем все дороже да дороже становится, а подаяния сиротам, почитай,
нет никакого. Масленица на дворе — ни гречневой мучки на блины, ни маслица достать им негде. Такая бедность, такая скудость, что един только Господь знает, как они держатся.
— Не раненько ль толковать об этом, Данило Тихоныч? Дело-то, кажись бы, не к спеху.
Время впереди, подождем, что Бог пошлет. Есть на то воля Божья, дело сделается,
нет — супротив Бога как пойдешь?
— Пошто не указать — укажем, — сказал дядя Онуфрий, — только не знаю, как вы с волочками-то сладите. Не пролезть с ними сквозь лесину… Опять же, поди, дорогу-то теперь перемело, на Масленице все ветра дули, деревья-то, чай, обтрясло, снегу навалило… Да постойте, господа честные, вот я молодца одного кликну — он ту дорогу лучше всех знает… Артемушка! — крикнул дядя Онуфрий из зимницы. — Артем!.. погляди-ко на сани-то: проедут на Ялокшу аль
нет, да слезь, родной, ко мне не на долгое
время…
— Ну, разрюмилась, что радуница, — подхватила Фленушка. — Нечего хныкать, радость во
времени живет, и на нашу долю когда-нибудь счастливый денек выпадет… Из Саратова
нет ли вестей? — спросила Фленушка, лукаво улыбаясь. — Семенушка не пишет ли?
Нет, не послушает он меня, Марья Гавриловна, не отпустит девиц ни на малое
время…
Другие песни раздаются на кладбищах… Поют про «калинушку с малинушкой — лазоревый цвет», поют про «кручинушку, крытую белою грудью, запечатанную крепкою думой», поют про то, «как прошли наши вольные веселые дни, да наступили слезовы-горьки
времена». Не жарким весельем, тоской горемычной звучат они…
Нет, то новые песни, не Ярилины.
— Коли найдете стоящего человека, заводите пароходы, — сказал Патап Максимыч. — По нынешнему
времени пароходного дела
нет прибыльней. И Сергею Андреичу я тоже пароходами заняться советовал.
— И подати платят за них, и сыновей от солдатчины выкупают, и деньгами ссужают, и всем… Вот отчего деревенские к старой вере привержены… Не было б им от скитов выгоды, давно бы все до единого в никонианство своротили… Какая тут вера?.. Не о душе, об мошне своей радеют… Слабы ноне люди пошли,
нет поборников,
нет подвижников!.. Забыв Бога, златому тельцу поклоняются!.. Горькие
времена, сударыня, горькие!..
«Эх, грому на тя
нет! — бранится сам про себя Патап Максимыч. — Малого
времени подождать не мог!.. Что теперь наделал, пустая голова?.. И себе навредил, и ее погубил, и меня обездолил… Ежа бы те за пазуху!»
— Пароходной хозяйки
нет, дуй ее горой… Поверенных не шлет, —
время только даром проводим.
— А насчет того, что на пристани собачатся, тут уж делать нечего, надо потерпеть, — сказал маклер. — По
времени все обойдется, а на первый раз надо потерпеть. Главное дело, не горячитесь, делайте дело, будто не слышите их. Погомонят, погомонят — разойдутся… А приемку начинайте по́д вечер, часу в пятом либо в шестом, — тогда на пристани мало народу бывает, а иной день и вовсе
нет никого… Да еще бы я вам советовал, коль не во гнев будет вам меня выслушать…
Ликовала Мать-Сыра Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви ни конца ни края
нет… Но по малом
времени красно солнышко стало низиться, светлые дни укоротились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли звери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка всей твари дышащей и не дышащей…
И вот теперь, через двести лет после их основания, в тех лесах про Ярилу помину
нет, хоть повсюду кругом и хранится память о нем и чествуется она огнями купальскими [В Нижнем Новгороде до сего
времени сохранилось старинное народное гулянье на «Ярилином поле» 24 июня.
— Знаю я, матушка… знаю, Флена Васильевна!.. Все знаю!.. — накинулась на нее Устинья. — Меня, сударыня, не проведешь. Сердце-то вещун: чует, от кого добро, от кого худо, — продолжала она, злобно косясь на Парашу. — Да
нет, погоди, прежде
времени не радуйся!.. Не на радость будет отъезд моей обидчице!.. Пришла пора и мне свою песенку спеть!.. Доводится и мне провести свою борозду!.. Так-то, сударыня!..
— Не посетуйте, матушка, что скажу я вам, — молвил Василий Борисыч. — Не забвение славного Керженца, не презрение ко святым здешним обителям было виною того, что к вам в нужное
время из Москвы не писали. Невозможно было тогда не хранить крепкой тайны происходившего. Малейшее неосторожное слово все зачинание могло бы разрушить. И теперь
нет ослабы христианству, а тогда не в пример грознее было. Вот отчего, матушка, до поры до
времени то дело в тайне у нас и держали.
— Так как же, сударыня Марья Гавриловна, насчет того векселька мы с вами покончим?.. Срок послезавтра, а вот перед Богом, денег теперь у меня в сборе
нет… Все это
время крепко на ваше слово надеялся, что на два месяца отсрочку дадите.
Неточные совпадения
Хлестаков (провожая).
Нет, ничего. Это все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в другое тоже
время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя и отчество.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы…
Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест
нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О
время,
время новое! // Ты тоже в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги
нет, // А
время уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо и на старые, // Больней того на новые // Деревни им глядеть.
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было во всякое
время отнять его от слишком лакомых уст.