Неточные совпадения
Патап Максимыч дела свои на базаре кончил ладно. Новый заказ, и
большой заказ, на посуду он получил, чтоб к весне непременно выставить на пристань
тысяч на пять рублей посуды, кроме прежде заказанной; долг ему отдали, про который и думать забыл; письма из Балакова получил: приказчик там сходно пшеницу купил, будут барыши хорошие; вечерню выстоял, нового попа в служении видел; со Снежковым встретился, насчет Настиной судьбы толковал; дело, почитай, совсем порешили. Такой ладный денек выпал, что редко бывает.
— Самарский… Мужик богатый: свои гурты из степи гоняет, салотопленый завод у него в Самаре большущий, в Питер сало поставляет. Капиталу сто четыре
тысячи целковых, а не то и
больше; купец, с медалью; хороший человек. Сегодня вместе и вечерню стояли.
А деньгу копить мастерица была: как стала из сил выходить, было у нее ломбардными билетами
больше трех
тысяч рублей на ассигнации.
— Хорошая невеста, — продолжал свое Чапурин. — Настоящая мать будет твоим сиротам… Добрая, разумная. И жена будет хорошая и хозяйка добрая. Да к тому ж не из бедных —
тысяч тридцать приданого теперь получай да после родителей столько же, коли не
больше, получишь. Девка молодая, из себя красавица писаная… А уж добра как, как детей твоих любит: не всякая, братец, мать любит так свое детище.
До трех
тысяч икон местных, средних и штилистовых стояли в
большом и в двух малых придельных иконостасах, а также на полках по всем стенам часовни.
Явились наследники, были предъявлены векселя покойника. Марья Гавриловна продала фабрику, разделалась со всеми без споров. У ней осталось
больше двухсот
тысяч наличными да дом полная чаша.
Подумай: шутка ли — двести рублев на Пасху подарил, теперь
больше семисот долгу простил — ведь это, почитай, цела
тысяча…
«Сама знаю, — писала Фленушка со слов Манефы, — что от выгонки хозяйству ни малой расстройки не будет потому
больше, что един от благодетелей пожаловал
тысячу двести целковых на покупку в городе четырех дворовых мест.
Именья-то и капиталу после дедушки
больше чем на четыреста
тысяч целковых…
Про Свиблово говорят: стоит на горке, хлеба ни корки, звону много, поесть нечего. В приходе без малого
тысяча душ, но, опричь погощан [Жители погоста.], и на светлу заутреню
больше двадцати человек в церковь никогда не сходилось. Почти сплошь да наголо всё раскольники. Не в обиду б то было ни попу, ни причетникам, если б влекущий племя от литовского выходца умел с ними делишки поглаже вести.
— Ведьма, на пятой минуте знакомства, строго спросила меня: «Что не делаете революцию, чего ждете?» И похвасталась, что муж у нее только в прошлом году вернулся из ссылки за седьмой год, прожил дома четыре месяца и скончался в одночасье, хоронила его
большая тысяча рабочего народа.
—
Больше тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
— Ловко катается, — заметил Анфим. — В Суслоне оказывали, что он ездит на своих, а с земства получает прогоны. Чиновник тоже. Теперь с попом Макаром дружит… Тот тоже хорош: хлеба
большие тысячи лежат, а он цену выжидает. Злобятся мужички-то на попа-то… И куда, подумаешь, копит, — один, как перст.
Неточные совпадения
—
Больше восьмисот. Если считать тех, которые отправлены не прямо из Москвы, уже более
тысячи, — сказал Сергей Иваныч.
— Ты сказал, чтобы всё было, как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты
больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до больного места. — Но я женат, и поверь, что, узнав одну свою жену (как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их
тысячи.
— Я думаю, что это будет стоить
больше ста
тысяч.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он
большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка, не спать и быть всё таким же, и за
большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки
тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
— Да, но вы себя не считаете. Вы тоже ведь чего-нибудь стóите? Вот я про себя скажу. Я до тех пор, пока не хозяйничал, получал на службе три
тысячи. Теперь я работаю
больше, чем на службе, и, так же как вы, получаю пять процентов, и то дай Бог. А свои труды задаром.