Неточные совпадения
А нам,
то есть каждому начинающему автору, приходится
проходить всю теорию словесности собственным горбом, начиная с поучения какого-нибудь Луки Жидяты.
Это было еще
то блаженное время, когда студенты могли
ходить в высоких сапогах, и на этом основании я не имел другой, более эстетической обуви.
— А
та, которая с письмами… Раньше-то Агафон Павлыч у ней комнату снимал, ну, и обманул. Она вдова, живет на пенсии… Еще сама как-то приходила. Дуры эти бабы… Ну, чего лезет и людей смешит? Ошиблась и молчи… А я бы этому Фоме невероятному все глаза выцарапала. Вон каким сахаром к девушке-то подсыпался… Я ее тоже знаю: швейка. Дама-то на Васильевском острове живет, далеко к ней
ходить, ну, а эта ближе…
Второе:
тот же гробовщик пожалел пьяницу и пристроил его в оперу «народом», и пьяница
ходил по сцене с бумажной трубой, изображал ногами морскую бурю, ползал черепахой и паки и паки получал мзду.
Мы повиновались. Спуск с колосников шел по винтовой железной лестнице. В зале буря не смолкала. Мы шли по сцене,
прошли к
тому месту, где сидела дива. Мы остановились в двух шагах. Худенькая, смуглая, почти некрасивая женщина очень небольшого роста. Рядом с ее стулом стоял представительный господин во фраке.
Мы
прошли деревню из конца в конец и нашли сразу
то, о чем даже не смели мечтать, — именно, наняли крошечную избушку на курьих ножках за десять рублей за все лето.
Шуваловский парк привел нас в немой восторг. Настоящие деревья, настоящая трава, настоящая вода, настоящее небо, наконец… Мы обошли все аллеи, полюбовались видом с Парнаса, отыскали несколько совсем глухих, нетронутых уголков и еще раз пришли в восторг. Над нашими головами ласково и строго шумели ели и сосны, мы могли
ходить по зеленой траве, и невольно являлось
то невинное чувство, которое заставляет выпущенного в поле теленка брыкаться.
А время
проходит,
те лучшие годы, о которых говорит поэт.
Да,
те высокие студенческие сапоги, в которых я обыкновенно
ходил.
Ведь музыкант, прежде чем перейти к композиторству, должен
пройти громадную школу, художник тоже, и одна теория ни
тому, ни другому не дает еще ничего, кроме знания.
Все эти мысли и чувства
проходили у меня довольно бессвязно, путались, сбивали друг друга и производили
тот хаос, в котором трудно разобраться.
В одно непрекрасное утро я свернул в трубочку свой роман и отправился к Ивану Иванычу.
Та же контора,
тот же старичок секретарь и
то же стереотипное приглашение зайти за ответом «недельки через две». Я был уверен в успехе и не волновался особенно. «Недельки»
прошли быстро. Ответ я получил лично от самого Ивана Иваныча. Он вынес «объемистую рукопись», по привычке, как купец, взвесил ее на руке и изрек...
Мне казалось, что здесь еще слышатся шаги
тех знаменитостей, которые когда-то работали здесь, а нынешние знаменитости
проходят вот этой же дверью, садятся на эти стулья, дышат этим же воздухом.
Она
ходила уже целых два дня с заплаканными глазами, и, как мне казалось, ей самой нравилось это родственное горе и
то, что она может поплакать на определенную
тему. Кстати, она заготовила целую корзину съестного, — голодные они там, так пусть покушают.
— Молодость
прошла — отлично… — злобно повторял я про себя. — Значит, она никому не нужна; значит, выпал скверный номер; значит, вообще наплевать. Пусть другие живут, наслаждаются, радуются… Черт с ними, с этими другими. Все равно и жирный король и тощий нищий в конце концов сделаются достоянием господ червей, как сказал Шекспир, а в
том числе и другие.
В общем я
проходил тяжелый житейский опыт и не пожелал бы его никому другому. Письмо Пепки только рельефнее объяснило мне
ту степень, до какой я дошел. Мое отчаяние было вполне понятно.
На лестнице спрятался он от Коха, Пестрякова и дворника в пустую квартиру, именно в ту минуту, когда Дмитрий и Николай из нее выбежали, простоял за дверью, когда дворник и
те проходили наверх, переждал, пока затихли шаги, и сошел себе вниз преспокойно, ровно в ту самую минуту, когда Дмитрий с Николаем на улицу выбежали, и все разошлись, и никого под воротами не осталось.
Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из
того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не
ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не
прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили
ту песенку, // Без слова — согласилися // Ларец свой попытать.
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В
том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие //
Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка //
Сойдет с коня любимого! // С
тех пор, как слух
прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
Я сам уж в
той губернии // Давненько не бывал, // А про Ермилу слыхивал, // Народ им не бахвалится, //
Сходите вы к нему.