Неточные совпадения
— Что значит? В нашем репертуаре это будет называться: месть проклятому черкесу… Это
те самые милые особы, которые так часто нарушали наш проспект жизни своим шепотом, смехом и поцелуями. Сегодня они вздумали сделать сюрприз своему черкесу и заявились все вместе. Его не оказалось дома, и я пригласил их сюда! Теперь
понял? Желал бы я видеть его рожу, когда он вернется домой…
Они схватили
ту затаенную, скромную красоту, которая навевает специально-русскую хорошую тоску на севере; они
поняли чарующую прелесть русского юга,
того юга, который в конце концов подавляет роскошью своих красок и богатством светотени.
— Послушай, что ты привязался ко мне? Это,
понимаешь, скучно… Ты идеализируешь женщин, а я — простой человек и на вещи смотрю просто. Что такое — любить?.. Если действительно человек любит,
то для любимого человека готов пожертвовать всем и прежде всего своей личностью,
то есть в данном случае во имя любви откажется от собственного чувства, если оно не получает ответа.
— То-то тебя благочестие начало заедать…
Понимаю!..
Она не
понимала отца и не могла ему платить
той же монетой; и он это чувствовал, мучился и не мог переделать самого себя.
Если вы действительно любите
ту девушку, так все
поймете…
— И вдруг ничего нет… и мне жаль себя,
ту девочку, которой никогда не будет… За что? Мне самой хочется умереть… Может быть, тогда Агафон Павлыч пожалеет меня, хорошо пожалеет… А я уж ничего не буду
понимать, не буду мучиться… Вы думали когда-нибудь о смерти?
Несчастные, они ничего не
понимали, а между
тем все кричало: гряди, голубица!..
Я чувствовал, что он меня ненавидит, и
понимал, что единственным основанием этой ненависти было только
то, что я все-таки оставался живым свидетелем его истории с Любочкой.
— Имею честь представиться: Андрей Иваныч… Слышали?.. Хе-хе… До некоторой степени ваш хозяин,
то есть я-то тут ни при чем, а все Агриппина, да. Так вот видите ли… гм… да… Я провожаю в Шувалово одну даму… да… моя дальняя родственница… да… Так вы
того… В случае, зайдет разговор, ради бога не проболтайтесь Агриппине… Она такая нервная… Одним словом, вы
понимаете мое положение.
— Пусть она там злится, а я хочу быть свободным хоть на один миг. Да, всего на один миг. Кажется, самое скромное желание? Ты думаешь, она нас не видит?.. О, все видит! Потом будет проникать мне в душу —
понимаешь, прямо в душу. Ну, все равно… Сядем вот здесь. Я хочу себя чувствовать
тем Пепкой, каким ты меня знал тогда…
— Пока она ничего не знает… Я ей который день читаю о зверствах. Знаешь, нужно подготовить постепенно. Только, кажется, она не из
тех, которые способны признавать чужие горести. Она эгоистка, как ты и как все вы. Она, во всяком случае, не
понимает моего настроения, а настроение — все.
Ты не
понимаешь собственного счастья, как здоровый не ценит своего здоровья, а между
тем именно такая комната — идеал для всякого будущего знаменитого человека…
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и
те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да… У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И как еще ловко подвел. Сам же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
Неточные совпадения
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было…
понимаешь? не
то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару… Ну, ступай с богом!
— Да чем же ситцы красные // Тут провинились, матушка? // Ума не приложу! — // «А ситцы
те французские — // Собачьей кровью крашены! // Ну…
поняла теперь?..»
Гласит //
Та грамота: «Татарину // Оболту Оболдуеву // Дано суконце доброе, // Ценою в два рубля: // Волками и лисицами // Он тешил государыню, // В день царских именин // Спускал медведя дикого // С своим, и Оболдуева // Медведь
тот ободрал…» // Ну,
поняли, любезные?» // — Как не
понять!
А если и действительно // Свой долг мы ложно
поняли // И наше назначение // Не в
том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут
понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера // И не милорда глупого — // Белинского и Гоголя // С базара понесет? // Ой люди, люди русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти имена? //
То имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их книги прочитать…