Неточные совпадения
— И то я их жалею, про
себя жалею. И Емельян-то уж в годах. Сам не маленький… Ну,
вижу, помутился он, тоскует… Ну, я ему раз и говорю: «Емельян, когда я помру, делай, как хочешь. Я с тебя воли не снимаю». Так и сказал. А при
себе не могу дозволить.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от
себя все эти мысли. Так, глупость молодая, и больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных делах, и он
видел только одно, что она ровно ничего не понимает. Старается подладиться к нему и не умеет.
Видела Серафима таких постылых жен и вперед рисовала
себе то неприглядное будущее, которое ее ожидало.
Он не чувствовал на
себе теперь жадного внимания толпы, а
видел только ее одну, цветущую, молодую, жизнерадостную, и понял то, что они навеки разлучены, и что все кончено, и что будут уже другие жить.
Галактиону стоило только подумать о Стабровском или Ечкине, которые ворочали миллионными делами, как он сейчас же
видел самого
себя таким маленьким и ничтожным.
Только раз Галактион
видел Стабровского вышибленным из своей рабочей колеи. Он сидел у
себя в кабинете за письменным столом и, закрыв лицо руками, глухо рыдал.
Это самоедство все разрасталось, и доктор инстинктивно начал сторониться даже людей, которые были расположены к нему вполне искренне, как Стабровский. Доктора вперед коробила мысль, что умный поляк все
видит, понимает и про
себя жалеет его. Именно вот это сожаление убивало доктора, поднимая в нем остаток мужской гордости.
И это была совсем не та Харитина, которую он
видел у
себя дома, и сам он был не тот, каким его знали все, — о! он еще не начинал жить, а только готовился к чему-то и ради этого неизвестного работал за четверых и отказывал
себе во всем.
Получалось в общем что-то ужасное, глупое и нелепое. В отчаянии доктор бежал к Стабровским, чтобы хоть издали
увидеть Устеньку, услышать ее голос, легкую походку, и опять ненавидел
себя за эти гимназические выходки. Она — такая чистая, светлая, а он — изношенный, захватанный, как позабытая бутылка с недопитою мадерой.
Итак, Вахрушка занимал ответственный пост. Раз утром, когда банковская «мельница» была в полном ходу, в переднюю вошел неизвестный ему человек. Одет он был по-купечеству, но держал
себя важно, и Вахрушка сразу понял, что это не из простых чертей, а важная птица. Незнакомец, покряхтывая, поднялся наверх и спросил, где можно
видеть Колобова.
Наконец, все было кончено. Покойница свезена на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и в малыгинском доме водворилась мучительная пустота, какая бывает только после покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился у
себя в кабинете и никого не желал
видеть.
— Да, для
себя… По пословице, и вор богу молится, только какая это молитва? Будем говорить пряменько, Галактион Михеич: нехорошо. Ведь я знаю, зачем ты ко мне-то пришел… Сначала я, грешным делом, подумал, что за деньгами, а потом и
вижу, что совсем другое.
Полуянов долго не решался сделать окончательный выбор деятельности, пока дело не решилось само
собой. Раз он делал моцион перед обедом, — он приобретал благородные привычки, — и
увидел новую вывеску на новом доме: «Главное управление Запольской железной дороги». Полуянов остановился, протер глаза, еще раз перечитал вывеску и сказал всего одно слово...
Насколько сам Стабровский всем интересовался и всем увлекался, настолько Дидя оставалась безучастной и равнодушной ко всему. Отец утешал
себя тем, что все это результат ее болезненного состояния, и не хотел и не мог
видеть действительности. Дидя была представителем вырождавшейся семьи и не понимала отца. Она могла по целым месяцам ничего не делать, и ее интересы не выходили за черту собственного дома.
К
себе Нагибин не принимал и жил в обществе какой-то глухой старухи кухарки. Соседи
видели, как к нему приезжал несколько раз Ечкин, потом приходил Полуянов, и, наконец,
видели раз, как рано утром от Нагибина выходил Лиодор. Дальнейшие известия о Нагибине прекратились окончательно. Он перестал показываться даже на улице.
— Папа, я неспособна к этому чувству… да. Я знаю, что это бывает и что все девушки мечтают об этом, но, к сожалению, я решительно не способна к такому чувству. Назови это уродством, но ведь бывают люди глухие, хромые, слепые, вообще калеки. Значит, по аналогии, должны быть и нравственные калеки, у которых недостает самых законных чувств. Как
видишь, я совсем не желаю обманывать
себя. Ведь я тоже средний человек, папа… У меня ум перевешивает все, и я вперед отравлю всякое чувство.
— Я знаю, что вы меня не любите… да, — выговорила она, наконец, делая над
собой усилие, — и не пошли бы, если б я сама вас пригласила. А мне так нужно вас
видеть.
Именно в одно из таких утр, когда Вахрушка с мрачным видом сидел у
себя в швейцарской, к нему заявился Михей Зотыч, одетый странником, каким он его
видел в первый раз, когда в Суслоне засадил, по приказанию Замараева, в темную.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес —
вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю
себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Софья.
Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно человеку все помнить одного
себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан другому? Где ж ум, которым так величаются?
Стародум(
видя в тоске г-жу Простакову). Сударыня! Ты сама
себя почувствуешь лучше, потеряв силу делать другим дурно.
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с
собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди
увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Стародум(c нежнейшею горячностию). И мое восхищается,
видя твою чувствительность. От тебя зависит твое счастье. Бог дал тебе все приятности твоего пола.
Вижу в тебе сердце честного человека. Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в
себе обоих полов совершенства. Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что добродетель…