— Уж так бы это было хорошо, Илья Фирсыч! Другого такого змея и не найти, кажется. Он да еще Галактион Колобов — два сапога пара. Немцы там, жиды да поляки — наплевать, — сегодня здесь насосались и отстали, а эти-то свои и никуда не уйдут. Всю округу корчат, как черти мокрою веревкой. Что дальше,
то хуже. Вопль от них идет. Так и режут по живому мясу. Что у нас только делается, Илья Фирсыч! И что обидно: все по закону, — комар носу не подточит.
Неточные совпадения
Старуха так и не поверила, а потом рассердилась на хозяина: «Татарина Шахму, кобылятника, принимает, а этот чем
хуже?
Тот десять раз был и как-то пятак медный отвалил, да и
тот с дырой оказался».
— Э, вздор!.. Никто и ничего не узнает. Да ты в первый раз, что ли, в Кунару едешь? Вот чудак. Уж
хуже, брат,
того, что про тебя говорят, все равно не скажут. Ты думаешь, что никто не знает, как тебя дома-то золотят? Весь город знает… Ну, да все это пустяки.
— Ты бы
то подумал, поп, — пенял писарь, — ну, пришлют нового исправника, а он будет еще
хуже. К этому-то уж мы все привесились, вызнали всякую его повадку, а к новому-то не будешь знать, с которой стороны и подойти. Этот нащечился, а новый-то приедет голенький да голодный, пока насосется.
—
Плохая наша ворожба, Флегонт Васильич. Михей-то Зотыч
того, разнемогся, в лежку лежит.
Того гляди, скапутится. А у меня
та причина, что ежели он помрет, так жалованье мое все пропадет. Денег-то я еще и не видывал от него, а уж второй год живу.
И опять от этого скандала
хуже будет все
тем же несчастным детям.
Серафима понимала одно, именно, что все это
хуже того, если б муж бранил ее и даже бил.
Харитине доставляла какое-то жгучее наслаждение именно эта двойственность: она льнула к мужу и среди самых трогательных сцен думала о Галактионе. Она не могла бы сказать, любит его или нет; а ей просто хотелось думать о нем. Если б он пришел к ней, она его приняла бы очень сухо и ни одним движением не выдала бы своего настроения. О, он никогда не узнает и не должен знать
того позора, какой она переживала сейчас! И хорошо и
худо — все ее, и никому до этого дела нет.
— Извините меня, Харитина Харитоновна, — насмелился Замараев. — Конечно, я деревенский мужик и настоящего городского обращения не могу вполне понимать, а все-таки дамскому полу как будто и не
того, не подобает цыгарки курить. Уж вы меня извините, а это самое
плохое занятие для настоящей дамы.
Старики разговорились. Все-таки они были свои и думали одинаково, не
то что молодежь. Михей Зотыч все качал своею лысою головой и жаловался на
худые дела.
— Что, Галактион Михеич,
худо?.. То-то вот и есть. И сказал себе человек: наполню житницы, накоплю сокровища. Пей, душа, веселись!.. Так я говорю? Эх, Галактион Михеич! Ведь вот умные люди, до всего, кажется, дошли, а этого не понимают.
— Что-о? — зарычал Полуянов. — Да я… я… я вот сейчас выпью рюмку водки… а. Всех предупреждаю… Я среди вас, как убогий Лазарь,
хуже, — у
того хоть свое собственное гноище было, а у меня и этого нет.
— Болтать болтают, а знать никто ничего не знает… Ведь не про нас одних судачат, а про всех. Сегодня вот ты приехал ко мне, а завтра я могу тебя и не принять… С мужнею-то женой трудно разговаривать, не
то что с своею полюбовницей. Так-то, Павел Степаныч… Хоть и
плохой, а все-таки муж.
Скитники на брезгу уже ехали дальше. Свои лесные сани они оставили у доброхота Василия, а у него взамен взяли обыкновенные пошевни, с отводами и подкованными полозьями. Теперь уж на раскатах экипаж не валился набок, и старики переглядывались. Надо полагать, он отстал. Побился-побился и бросил. Впрочем, теперь другие интересы и картины захватывали их. По дороге
то и дело попадались пешеходы, истомленные,
худые, оборванные, с отупевшим от истомы взглядом. Это брели из голодавших деревень в Кукарский завод.
— Што это ты дребезжишь, как
худой горшок? Чужую беду руками разведу… А
того не подумаешь, что кого осудил,
тот грех на тебе и взыщется. Умен больно!
Мышникова больше всего занимал вопрос о
том, откуда Галактион мог достать денег. Ведь на
худой конец нужно двести — триста тысяч.
— Не любишь, миленький? Забрался, как мышь под копну с сеном, и шире тебя нет, а
того не знаешь, что нет мошны — есть спина. Ну-ка, отгадай другую загадку: стоит голубятня, летят голуби со всех сторон, клюют зерно, а сами
худеют.
— А вот и знаю!.. Почему, скажи-ка, по
ту сторону гор, где и земли
хуже, и народ бедный, и аренды большие, — там народ не голодует, а здесь все есть, всего бог надавал, и мужик-пшеничник голодует?.. У вас там Строгановы берут за десятину по восемь рублей аренды, а в казачьих землях десятина стоит всего двадцать копеек.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и
того еще
хуже.
Конечно, если он ученику сделает такую рожу,
то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это может быть очень
худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
«
Худа ты стала, Дарьюшка!» // — Не веретенце, друг! // Вот
то, чем больше вертится, // Пузатее становится, // А я как день-деньской…
Правдин. Когда же у вас могут быть счастливы одни только скоты,
то жене вашей от них и от вас будет
худой покой.
Скотинин.
Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли у меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок особливый,
то жене найду светелку.