Неточные совпадения
— А больно хороша река, вот
и глядел… ах, хороша!.. Другой
такой, пожалуй,
и не найти… Сердце радуется.
— Был
такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный
и нас всех дурачками зовет…
Находчивость неизвестного писарька составила ему карьеру
и своего рода имя.
Так он
и остался в Суслоне. Вот именно этот неприятный эпизод
и напомнил ему Вахрушка своею картошкой.
Бродяга скорчил
такую рожу, что Ермилыч невольно фыркнул
и сейчас же испугался, закрыв пасть ладонью. Писарь сурово скосил на него глаза
и как-то вдруг зарычал,
так что отдельных слов нельзя было разобрать. Это был настоящий поток привычной стереотипной ругани.
Ермилыч даже закрыл глаза, когда задыхавшийся под напором бешенства писарь ударил кулаком по столу. Бродяга тоже съежился
и только мигал своими красными веками. Писарь выскочил из-за стола, подбежал к нему, погрозил кулаком, но не ударил, а израсходовал вспыхнувшую энергию на окно, которое распахнул с треском,
так что жалобно зазвенели стекла. Сохранял невозмутимое спокойствие один Вахрушка, привыкший к настоящему обращению всякого начальства.
Белобрысый парень неистово лупил ее вожжами
и что-то
такое орал.
— Разве
так лошадей выводят? — кричит молодой человек, спешиваясь
и выхватывая у Ахметки повод. — Родитель, ты ее сзаду пугай… Да не бойся. Ахметка, а ты чего стоишь?
— Покедова бог хранил. У нас у всех
так заведено. Да
и дом каменный, устоит. Да ты, Михей Зотыч, сними хоть котомку-то. Вот сюда ее
и положим, вместе с бурачком
и палочкой.
— Што, на меня любуешься? — пошутил Колобов, оправляя пониток. — Уж каков есть: весь тут. Привык по-домашнему ходить, да
и дорожка выпала не близкая. Всю Ключевую, почитай, пешком прошел. Верст с двести будет…
Так оно по-модному-то
и неспособно.
Одно имя суслонского писаря заставило хозяина даже подпрыгнуть на месте. Хороший мужик суслонский писарь? Да это прямой разбойник, только ему нож в руки дать… Живодер
и христопродавец
такой, каких белый свет не видывал. Харитон Артемьич раскраснелся, закашлялся
и замахал своими запухшими красными руками.
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже себя оказать. У нас в Заполье по-богатому все дома налажены,
так оно
и совестно свиньей быть.
— Не принимаю я огорчения-то, Харитон Артемьич.
И скусу не знаю в вине, какое оно
такое есть. Не приводилось отведывать смолоду, а теперь уж года ушли учиться.
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить,
так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный
таким неожиданным ответом. — Вот тебе
и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь. То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы
и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну,
и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
Это простое приветливое слово сразу ободрило Анфусу Гавриловну,
и она посмотрела на гостя, как на своего домашнего человека, который сору из избы не вынесет.
И так у него все просто, по-хорошему. Старик полюбился ей сразу.
— Тараса Семеныча? Ступай-ка своей дорогой… Ежели каждый полезет к Тарасу Семенычу,
так ему
и пообедать некогда будет.
— Есть
и такой грех, Тарас Семеныч. Житейское дело… Надо обженить Галактиона-то, пока не избаловался.
— Ладно
и здесь, Михей Зотыч. Как-то обжился, а там пусто, наверху-то. Вот, когда гости наберутся,
так наверх зову.
— Есть
и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять
и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал
и на воровские деньги в люди вышел.
Старик должен был сам подойти к девочке
и вывел ее за руку. Устюше было всего восемь лет. Это была прехорошенькая девочка с русыми волосами, голубыми глазками
и пухлым розовым ротиком. Простое ситцевое розовое платьице делало ее
такою милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил с дочерью, —
и лицо сделалось
такое доброе,
и голос ласковый.
— Да
так нужно было, Тарас Семеныч… Ведь я не одну невесту для Галактиона смотреть пришел, а
и себя не забыл. Тоже жениться хочу.
Другой
такой реки
и в Расее с огнем не сыщешь.
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну, а она не нашей веры,
и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть.
Так это самое дело
и затянулось: ни взад ни вперед.
— Ведь вот вы все
такие, — карал он гостя. — Послушать,
так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а не съели друг друга.
И дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж
такое дело случилось,
так надо по человечеству рассудить.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице
и думал о том, как здесь все переменится через несколько лет
и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
— Да
так… Грешным делом, огонек пыхнет, вы за водой, да в болоте
и завязнете. Верно говорю… Не беду накликаю, а к примеру.
Много-много, если взглянет на кого, а то
и так сойдет.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему было все равно: Суслон
так Суслон, а хорошо
и на устье. Вот Галактион другое, — у того что-то было на уме, хотя старик
и не выпытывал прежде времени.
— А вот
и мешает! За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь… Надо выкинуть дурь-то из головы. Я вот покажу тебе
такой пароход…
— Что же мне говорить? — замялся Галактион. — Из твоей воли я не выхожу. Не перечу… Ну, высватал, значит
так тому делу
и быть.
— А еще то, родитель, что ту же бы девушку взять да самому,
так оно, пожалуй,
и лучше бы было. Это я
так, к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
Эта сцена более всего отозвалась на молчавшем Емельяне. Большак понимал, что это он виноват, что отец самовольно хочет женить Галактиона на немилой, как делывалось в старину. Боится старик, чтобы Галактион не выкинул
такую же штуку, как он, Емельян. Вот
и торопится… Совестно стало большаку, что из-за него заедают чужой век.
И что это накатилось на старика? А Галактион выдержал до конца
и ничем не выдал своего настроения.
Михей Зотыч ужасно волновался
и несколько раз ссылался на покойную жену, которая еще не
так бы поступила с ослушниками отцовской воли.
— Она не посмотрела бы, что
такие лбы выросли… Да!.. — выкрикивал старик, хотя сыновья
и не думали спорить. — Ведь мы
так же поженились, да прожили век не хуже других.
Братья нисколько не сомневались, что отец не будет шутить
и сдержит свое слово. Не
такой человек, чтобы болтать напрасно. Впрочем, Галактион ничем не обнаруживал своего волнения
и относился к своей судьбе, как к делу самому обыкновенному.
Откуда он был родом
и кто
такой — никто не знал, даже единственный сын Михей Зотыч.
Оказалось, как всегда бывает в
таких случаях, что
и того нет,
и этого недостает,
и третьего не хватает, а о четвертом
и совсем позабыли.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся,
так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то
и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за
таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого
и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять
и была совершенно счастлива.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом.
И тут он умел себя поставить
и просто
и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня
и мог говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание
и делал
такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал
и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег,
и Лиодор пропадет на день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату
и запирались на ключ.
Раз все-таки Лиодор неожиданно для всех прорвался в девичью
и схватил в охапку первую попавшуюся девушку. Поднялся отчаянный визг,
и все бросились врассыпную. Но на выручку явился точно из-под земли Емельян Михеич. Он молча взял за плечо Лиодора
и так его повернул, что у того кости затрещали, — у великого молчальника была железная сила.
И на свадьбу она явилась в
таком платье, что все ахнули.
Галактиону Михеичу вдруг сделалось совестно, потому что он не мог ответить невесте
так же искренне
и просто. Собственно невеста ему
и нравилась, ему хотелось иногда ее приласкать, сказать ласковое словечко, но все как-то не выходило, да
и свадебные гости мешали. Жениху с невестой не приходилось оставаться с глазу на глаз.
Знать составляли
такие именитые люди, как старик Луковников
и запольский богач Евграф Огибенин.
— Я здесь совсем чужой, — откровенно объяснял Штофф. — Да
и вы тоже не совсем свой… Впрочем, ничего, привыкнете со временем. Первое время мне приходилось довольно-таки тяжеленько, а теперь ничего, обтерпелся.
Этим Штофф открывал свои карты,
и Галактион понял, почему немец
так льнет к нему. Лично он ему очень нравится, как человек обстоятельный
и энергичный. Что же, в свое время хитрый русский немец мог пригодиться.
Около этого богатыря собиралась целая толпа поклонников, следивших за каждым его движением, как следят все поклонники за своими любимцами. Разве это не артист, который мог выпивать каждый день по четверти ведра водки?
И хоть бы пошатнулся.
Таким образом, Сашка являлся главным развлечением мужской компании.
Не получая ответа на
такие вопросы, немец принимал сонный вид
и начинал сосать свои лепешки.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал
и вообще был везде душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили,
и веселье полилось широкою рекой,
так что стоном стон стоял. На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты»
и несколько раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
Устраивался круг,
и Полуянов пускался в пляс. Харитина действительно плясала русскую мастерски,
и мать только удивлялась, где она могла научиться разным вывертам.
Такая пляска заканчивалась каким-нибудь неистовым коленом разудалого исправника: он начинал ходить колесом, кувыркался через голову
и т. д.