Неточные совпадения
Это был тот
самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на
самые глаза, он вышел на двор. На террасе в это
время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним на террасу.
У него все завертелось перед глазами, и во
время самого обряда венчания он не мог избавиться от преступной теперь мысли о другой девушке.
В писарском доме теперь собирались гости почти каждый день. То поп Макар с попадьей, то мельник Ермилыч. Было о чем поговорить. Поп Макар как раз был во
время свадьбы в Заполье и привез
самые свежие вести.
Все Заполье переживало тревожное
время. Кажется, в
самом воздухе висела мысль, что жить по-старинному, как жили отцы и деды, нельзя. Доказательств этому было достаточно, и
самых убедительных, потому что все они били запольских купцов прямо по карману. Достаточно было уже одного того, что благодаря новой мельнице старика Колобова в Суслоне открылся новый хлебный рынок, обещавший в недалеком будущем сделаться серьезным конкурентом Заполью. Это была первая повестка.
Пашенька во-время отвела его в сторону и прошептала на
самое ухо с милой интимностью...
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было
время, да отошло… да… У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И как еще ловко подвел.
Сам же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если
самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
—
Сами управимся, бог даст… а ты только плант наведи. Не следовало бы тебе по-настоящему так с отцом разговаривать, — ну, да уж бог с тобой… Яйца умнее курицы по нынешним
временам.
— А ежели я его люблю, вот этого
самого Галактиона? Оттого я женил за благо
время и денег не дал, когда в отдел он пошел… Ведь умница Галактион-то, а когда в силу войдет, так и никого бояться не будет. Теперь-то вон как в нем совесть ходит… А тут еще отец ему спуску не дает. Так-то, отче!
Малыгинский дом волновался. Харитон Артемьич даже не был пьян и принял гостей с озабоченною солидностью. Потом вышла
сама Анфуса Гавриловна, тоже встревоженная и какая-то несчастная. Доктор понимал, как старушке тяжело было видеть в своем доме Прасковью Ивановну, и ему сделалось совестно. Последнее чувство еще усилилось, когда к гостям вышла Агния, сделавшаяся еще некрасивее от волнения. Она так неловко поклонилась и все
время старалась не смотреть на жениха.
Самый щекотливый вопрос был на первое
время относительно членских взносов.
— Нет, брат, шабаш, старинка-то приказала долго жить, — повторял Замараев, делая вызывающий жест. — По нонешним
временам вон какие народы проявились. Они, брат, выучат жить. Темноту-то как рукой снимут… да. На што бабы, и те вполне это
самое чувствуют. Вон Серафима Харитоновна как на меня поглядывает, даром что хлеб-соль еще недавно водили.
— Сейчас мне не хочется занимать денег у отца, но я отдам в
самом скором
времени… У меня будут деньги.
— О, она плохо кончит! — уверял Стабровский в отчаянии и
сам начинал смотреть на врачей, как на чудотворцев, от которых зависело здоровье его Диди. — Теперь припадки на
время прекратились, но есть двадцать первый год. Что будет тогда?
Зная хорошо, что значит даже простое слово Стабровского, Галактион ни на минуту не сомневался в его исполнении. Он теперь пропадал целыми неделями по деревням и глухим волостям, устраивая новые винные склады, заключая условия с крестьянскими обществами на открытие новых кабаков, проверяя сидельцев и т. д. Работы было по горло, и
время летело совершенно незаметно. Галактион
сам увлекался своею работой и проявлял редкую энергию.
Время было
самое удобное, потому что в Суслоне был большой съезд крестьян, привезших на базар хлеб.
Прежде всего сестры заподозрили тихоню Агнию, — ведь она в доме оставалась все
время и как раз заграбастает
самое лучшее.
Они по целым часам ждали его в банке, теряя дорогое
время, выслушивали его грубости и должны были заискивающе улыбаться, когда на душе скребли кошки и накипала
самая лютая злоба.
В корреспонденции между тем говорилось прямо, что принципиально высшее образование, конечно, вещь хорошая и крайне желательная, но банковский кулак с высшим образованием —
самое печальное знамение
времени.
Надулась, к удивлению, Харитина и спряталась в каюте. Она живо представила себе
самую обидную картину торжественного появления «Первинки» в Заполье, причем с Галактионом будет не она, а Ечкин. Это ее возмущало до слез, и она решила про себя, что
сама поедет в Заполье, а там будь что будет: семь бед — один ответ. Но до поры до
времени она сдержалась и ничего не сказала Галактиону. Он-то думает, что она останется в Городище, а она вдруг на «Первинке» вместе с ним приедет в Заполье. Ничего, пусть позлится.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном
времени, когда была жива «
сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «
самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
Галлюцинация продолжалась до
самого утра, пока в кабинет не вошла горничная. Целый день потом доктор просидел у себя и все
время трепетал: вот-вот войдет Прасковья Ивановна. Теперь ему начинало казаться, что в нем уже два Бубнова: один мертвый, а другой умирающий, пьяный, гнилой до корня волос. Он забылся, только приняв усиленную дозу хлоралгидрата. Проснувшись ночью, он услышал, как кто-то хриплым шепотом спросил его...
Галактион тоже смутился. Он давно не видал Устеньки. Теперь это была совсем взрослая девушка, цветущая и с таким смелым лицом. В столовой несколько
времени тянулась
самая неловкая пауза.
Никогда еще у Полуянова не было столько работы, как теперь. Даже в
самое горячее
время исправничества он не был так занят. И главное — везде нужен. Хоть на части разрывайся. Это сознание собственной нужности приводило Полуянова в горделивое настроение, и он в откровенную минуту говорил Харитону Артемьичу...
Это было слишком наивно. Загадку представлял собой и Полуянов, как слишком опытный человек, в свое
время сам производивший тысячи дознаний и прошедший большую школу. Но он был тоже спокоен, как Ечкин, и следователь приходил в отчаяние. Получалась какая-то оплошная нелепость. В качестве свидетелей были вызваны даже Замараев и Голяшкин, которые испугались больше подсудимых и несли невозможную околесную, так что следователь махнул на них рукой.
— Вот, вот… Посмеялся он над нами, потому его
время настало. Ох, горе душам нашим!.. Покуда лесом ехали, по снегу, так он не смел коснуться, а как выехали на дорогу, и начал приставать… Он теперь везде по дорогам шляется, —
самое любезное для него дело.
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться.
Время было рассчитано раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на
самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся паром лошадь и только покачал головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая, шла.
Чем больше шло
время к весне, тем сильнее росла нужда, точно пожар. Раз, когда Устенька вернулась домой из одной поездки по уезду, ее ждала записка Стабровского, кое-как нацарапанная карандашом: «Дорогой друг, заверните сегодня вечером ко мне. Может быть, это вам будет неприятно, но вас непременно желает видеть Харитина. Ей что-то нужно сказать вам, и она нашла
самым удобным, чтоб объяснение происходило в моем присутствии. Я советую вам повидаться с ней».