Неточные совпадения
— Ты-то
не мальчик, а послать можешь…
Очень бы хотел его повидать.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам.
Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених
очень нравился, хотя она многого и
не понимала в его поведении. А главное,
очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
— То-то он что-то уж
очень скрывает свою цену, — ядовито заметила Анфуса Гавриловна. — Как будто и другие тоже ничего
не замечают.
— Зачем? — удивился Штофф. — О, батенька, здесь можно сделать большие дела!.. Да,
очень большие! Важно поймать момент… Все дело в этом. Край благодатный, и кто пользуется его богатствами? Смешно сказать… Вы посмотрите на них: никто дальше насиженного мелкого плутовства
не пошел, или скромно орудует на родительские капиталы, тоже нажитые плутовством. О, здесь можно развернуться!.. Только нужно людей, надежных людей. Моя вся беда в том, что я русский немец… да!
Галактион
очень понравился и писарю и жене. Настоящий молодец, хоть куда поверни. На отца-то и
не походит совсем. И обращение самое политичное.
Молодой Колобов понравился всем в Суслоне: и учен, и прост, и ловок. Зато молодая
не пришлась по вкусу, начиная с сестры Анны.
Очень уж модная и на все фыркает.
— Смотри, матушка,
не прохвались. Боек уж
очень.
Солдат никак
не мог примириться с этой теорией спасения души, но покорялся по солдатской привычке, — все равно нужно же кому-нибудь служить. Он
очень скоро подпал под влияние своего нового хозяина, который расшевелил его крестьянские мысли. И как ловко старичонко умел наговаривать, так одно слово к другому и лепит, да так складно.
— Как же ты мог любить, когда совсем
не знал меня? Да я тебе и
не нравилась. Тебе больше нравилась Харитина.
Не отпирайся, пожалуйста, я все видела, а только мне было тогда почти все равно.
Очень уж надоело в девицах сидеть. Тоска какая-то, все
не мило. Я даже злая сделалась, и мамаша плакала от меня. А теперь я всех люблю.
Солидный старик
очень понравился Галактиону.
Не то, что тятенька Михей Зотыч. Мысль об отце у Галактиона являлась теперь в какой-то обидной форме. Ему казалось, что Тарас Семеныч смотрит на него с сожалением.
Жил Мышников
очень просто, на чиновничью ногу. Он
не был женат, хотя его уютная квартира и говорила о семейных наклонностях хозяина.
— Доктор
очень милый человек, но он сегодня немного того… понимаете? Ну, просто пьян! Вы на него
не обижайтесь.
Дело вышло как-то само собой. Повадился к Луковникову ездить Ечкин.
Очень он
не нравился старику, но, нечего делать, принимал его скрепя сердце. Сначала Ечкин бывал только наверху, в парадной половине, а потом пробрался и в жилые комнаты. Да ведь как пробрался: приезжает Луковников из думы обедать, а у него в кабинете сидит Ечкин и с Устенькой разговаривает.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки.
Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем
не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все дело чуть
не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к себе на колени и ласково принялся утешать.
— Конечно, конечно… Виноват, у вас является сам собой вопрос, для чего я хлопочу?
Очень просто. Мне
не хочется, чтобы моя дочь росла в одиночестве. У детей свой маленький мир, свои маленькие интересы, радости и огорчения. По возрасту наши девочки как раз подходят, потом они будут дополнять одна другую, как представительницы племенных разновидностей.
— А ты, зятюшка,
не очень-то баб слушай… — тайно советовал этот мудрый тесть. — Они, брат, изведут кого угодно. Вот смотри на меня: уж я, кажется, натерпелся от них достаточно. Даже от родных дочерей приходится терпеть… Ты
не поддавайся бабам.
Галактион был другого мнения и стоял за бабушку. Он
не мог простить Агнии воображаемой измены и держал себя так, точно ее и на свете никогда
не существовало. Девушка чувствовала это пренебрежение, понимала источник его происхождения и огорчалась молча про себя. Она
очень любила Галактиона и почему-то думала, что именно она будет ему нужна. Раз она даже сделала робкую попытку объясниться с ним по этому поводу.
— Ведь она
не говорит, что вы ее целовали. Ах, какой вы скрытный! Ну, уж я вам, так и быть, сама скажу:
очень вам нравится Харитина. Конечно, родня, немножко совестно.
Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам
не утерпел и под пьяную руку все разболтал в клубе.
Очень уж ловкий анекдот выходил. Это происшествие облетело целый город, как молния.
Очень уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А тут еще суслонский поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье тело.
Следователь Куковин был
очень непредставительный мужчина, обремененный многочисленным семейством и живший отшельником. Он, кажется, ничего
не знал, кроме своих дел.
Галактион понимал только одно, что
не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал
не доверять.
Очень уж хитер немец. Вот только бы банк поскорее открыли. Хлопоты по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал, что все идет отлично.
Ей нравилось сердить Галактиона, и эта игра увлекала ее.
Очень красиво, когда настоящий мужчина сердится, — так бы, кажется, в мелкие крошки расшиб, а только вот по закону этого
не полагается. Раз, увлекшись этою игрой, Прасковья Ивановна даже испугалась.
Эта новость была отпразднована у Стабровского на широкую ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике,
очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался
не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
— А даже
очень просто… Хлеб за брюхом
не ходит. Мы-то тут дураками печатными сидим да мух ловим, а они орудуют. Взять хоть Михея Зотыча… С него вся музыка-то началась. Помнишь, как он объявился в Суслоне в первый раз? Бродяга
не бродяга, юродивый
не юродивый, а около того… Промежду прочим, оказал себя поумнее всех. Недаром он тогда всех нас дурачками навеличивал и прибаутки свои наговаривал. Оно и вышло, как по-писаному: прямые дурачки. Разе такой Суслон-то был тогда?
— Сладко уж
очень, а я
не умею так говорить, — отшучивался Галактион.
Емельян поехал провожать Галактиона и всю дорогу имел вид человека, приготовившегося сообщить какую-то
очень важную тайну. Он даже откашливался, кряхтел и поправлял ворот ситцевой рубахи, но так ничего и
не сказал. Галактион все думал об отце и приходил к заключению, что старик серьезно повихнулся.
— А, испугался! — провожал его доктор. —
Не понравилось… Хха! А вы, ваше степенство, заверните к Прасковье Ивановне. Сия особа
очень нуждается в утешении… да. У ней такое серьезное горе… хха!..
— Вот это я понимаю… да!
Очень хорошо, молодой человек! Я и сам об этом подумывал, да одному
не разорваться. Мы еще потолкуем об этом серьезно. А вы далеко пойдете, Галактион Михеич. Именно нам, русским, недостает разумной предприимчивости.
Харитине доставляла какое-то жгучее наслаждение именно эта двойственность: она льнула к мужу и среди самых трогательных сцен думала о Галактионе. Она
не могла бы сказать, любит его или нет; а ей просто хотелось думать о нем. Если б он пришел к ней, она его приняла бы
очень сухо и ни одним движением
не выдала бы своего настроения. О, он никогда
не узнает и
не должен знать того позора, какой она переживала сейчас! И хорошо и худо — все ее, и никому до этого дела нет.
Определенного никто ничего
не знал, даже Штофф, но Галактион чувствовал себя первое время
очень скверно, как человек, попавший
не в свою компанию.
— Что ж, я
очень рад… А что касается Харитона Артемьича, так
не каждое лыко в строку. Как на него взглянет.
— Все собираюсь, да как-то
не могу дойти. А надо бы повидать. Прежде-то
не посмел бы, когда Илья Фирсыч царствовали, а теперь-то даже
очень просто.
Замараев только угнетенно вздохнул.
Очень уж легко нынче в Заполье о деньгах разговаривают. Взять хотя того же Галактиона. Давно ли по красному билету занимал, а тут и сотенной
не жаль. Совсем малодушный человек.
— Так-с, так-с. Весьма даже напрасно. Ваша фамилия Колобов? Сынок, должно быть, Михею Зотычу? Знавал старичка… Лет с тридцать
не видались. Кланяйтесь родителю.
Очень жаль, что ничего
не смогу сделать вам приятного.
— Распыхались наши купцы
не к добру, — пошептывал миллионер, точно колдун. — Ох,
не быть добру!..
Очень уж круто повернулись все, точно с печи упали.
— А я тебя раньше, Галактион,
очень боялась, — откровенно признавалась она. — И
не то чтобы боялась по-настоящему, а так, разное в голову лезло. Давно бы следовало к тебе переехать — и всему конец.
Когда старик ушел, Замараев долго
не мог успокоиться. Он даже закрывал глаза, высчитывая вперед разные возможности. Что же, деньги сами в руки идут… Горденек тятенька, — ну, за свою гордость и поплатится. Замараеву даже сделалось страшно, —
очень уж легко деньги давались.
Последнему Анфуса Гавриловна, пожалуй, была даже и
не рада, потому что
очень уж «сам» строжил всех и неистово ругался с утра до ночи.
Харитина жила попрежнему у Галактиона, нигде
не бывала и вела себя
очень скромно, как настоящая вдова.
Многого, что делается в доме, Галактион, конечно,
не знал. Оставшись без денег, Серафима начала закладывать и продавать разные золотые безделушки, потом столовое серебро, платье и даже белье. Уследить за ней было
очень трудно. Харитина нарочно покупала сама проклятую мадеру и ставила ее в буфет, но Серафима
не прикасалась к ней.
— Устенька, вы уже большая девушка и поймете все, что я вам скажу… да. Вы знаете, как я всегда любил вас, — я
не отделял вас от своей дочери, но сейчас нам, кажется, придется расстаться. Дело в том, что болезнь Диди до известной степени заразительна, то есть она может передаться предрасположенному к подобным страданиям субъекту. Я
не желаю и
не имею права рисковать вашим здоровьем. Скажу откровенно, мне
очень тяжело расставаться, но заставляют обстоятельства.
Стабровский
очень был обрадован, когда «слявяночка» явилась обратно, счастливая своим молодым самопожертвованием. Даже Дидя, и та была рада, что Устенька опять будет с ней. Одним словом, все устроилось как нельзя лучше, и «славяночка» еще никогда
не чувствовала себя такою счастливой. Да, она уже была нужна, и эта мысль приводила ее в восторг. Затем она так любила всю семью Стабровских, мисс Дудль, всех. В этом именно доме она нашла то, чего ей
не могла дать даже отцовская любовь.
Устенька Луковникова жила сейчас у отца. Она простилась с гостеприимным домом Стабровских еще в прошлом году. Ей
очень тяжело было расставаться с этою семьей, но отец быстро старился и скучал без нее. Сцена прощания вышла самая трогательная, а мисс Дудль убежала к себе в комнату, заперлась на ключ и ни за что
не хотела выйти.
Ей часто делалось больно, когда упоминалось это дорогое для нее имя с
очень злыми комментариями, — и больно и досадно, а нельзя было
не согласиться.
Втайне старик
очень сочувствовал этой местной газете, хотя открыто этого и
не высказывал. Для такой политики было достаточно причин. За дочь Тарас Семеныч искренне радовался, потому что она, наконец, нашла себе занятие и больше
не скучала. Теперь и он мог с ней поговорить о разных делах.
— Я-то? А даже
очень просто… Пешком пришел сказать вот попу Макару и Ермилычу, что окручу их в бараний рог… да. Я
не люблю исподтишка, а прямо действую.
— Скажите, Болеслав Брониславич, вы
очень не любите Галактиона Михеича?
— Да вы
не читали… Вот посмотрите — целая статья: «Наши партии». Начинается так: «В нашем Заполье городское общество делится на две партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно? Пишет доктор Кочетов, потому что дума
не согласилась с его докладом о необходимых санитарных мерах.
Очень смешные слова доктор придумал.
— Вам… Да,
не верю. Вы — нехороший человек… Вам этого никто
не смеет сказать, а я скажу, чтобы вы и сами знали. Ведь каждый человек умеет
очень хорошо оправдывать только самого себя.
Устенька выслушала все и ничего
не ответила. Тарас Семеныч только пожал плечами и по пути в свою думу заехал к Стабровскому. Он
очень волновался, рассказывая все подробности дела.