Неточные совпадения
Это был
тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на самые глаза, он вышел на двор. На террасе в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть
к ним на террасу.
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть в гостиной и долго не могла ничего понять, когда
к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными глазами
то на дочерей,
то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь
к обеду-то. Не
то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю
к нему не подойдешь.
То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось, а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел
то на хозяина,
то на приказчика. А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя
к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и
то сказать, купца
к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— А еще
то, родитель, что
ту же бы девушку взять да самому, так оно, пожалуй, и лучше бы было. Это я так,
к слову… А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
Нравился девушкам и другой брат, Емельян. Придет на девичник, сядет в уголок и молчит, как пришитый. Сначала все девушки как-то боялись его, а потом привыкли и насмелились до
того, что сами начали приставать
к нему и свои девичьи шутки шутить.
— Что же, нам не жаль… — уклончиво отвечал отец Макар, отнесшийся
к гостю довольно подозрительно. — Чем бог послал,
тем и рады. У бога всего много.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на
то, что Галактион начал относиться
к нему свысока, как
к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Как Галактион сказал, так и вышло: жилой дом на Прорыве был кончен
к первопутку,
то есть кончен настолько, что можно было переехать в него молодым.
Были приглашены также мельник Ермилыч и поп Макар. Последний долго не соглашался ехать
к староверам, пока писарь не уговорил его.
К самому новоселью подоспел и исправник Полуянов, который обладал каким-то чутьем попадать на такие праздники. Одним словом, собралась большая и веселая компания. Как-то все выходило весело, начиная с
того, что Харитон Артемьевич никак не мог узнать зятя-писаря и все спрашивал...
Доставалось на орехи и «полуштофову тестю»,
то есть Харитону Артемьичу. Он первый призрел голого немца, да еще дочь за него замуж выдал. Вот теперь все и расхлебывай. Да и другой зять, Галактион, тоже хорош: всем мельникам запер ход, да еще рынок увел
к себе в Суслон.
Харитину задело за живое
то равнодушие, с каким отнесся
к ней Галактион. Она уже привыкла, чтобы все ухаживали за ней. Снимая шубку, она попросила его помочь.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие, с
тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и с большим гонором.
К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза заявил...
А между
тем в
тот же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил
к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
Конечно, недаром он
к нему ездит, хочет что-нибудь вытянуть, но и
то надо сказать, что волка ноги кормят.
Для Луковникова ясно было одно, что новые умные люди подбираются
к их старозаветному сырью и
к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за
то будущее, о котором Ечкин говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому человеку.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает,
то и хорошо. Все дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее
к себе на колени и ласково принялся утешать.
Когда ваша Устенька будет жить в моем доме,
то вы можете точно так же прийти
к девочкам в их комнату и сделать точно такую же ревизию всему.
Свидетелями этой сцены были Анфуса Гавриловна, Харитон Артемьич и Агния. Галактион чувствовал только, как вся кровь бросилась ему в голову и он начинает терять самообладание. Очевидно, кто-то постарался и насплетничал про него Серафиме. Во всяком случае, положение было не из красивых, особенно в тестевом доме. Сама Серафима показалась теперь ему такою некрасивой и старой. Ей совсем было не
к лицу сердиться. Вот Харитина, так
та делалась в минуту гнева еще красивее, она даже плакала красиво.
Евлампия обиделась и уехала, не простившись с матерью. А Харитина не унялась. Она прямо от матери отправилась
к Галактиону. Ее появление до
того изумило Серафиму, что она не могла выговорить слова.
Дорогой Прасковья Ивановна ни с
того ни с сего расшалилась. Она сама прижалась
к Галактиону и шепнула...
В другой деревне Полуянов с этою же целью опечатал целое озеро,
то есть взял веревку, спустил один конец в воду, а другой припечатал
к вбитому на берегу колу.
В течение целых пятнадцати лет все художества сходили Полуянову с рук вполне благополучно, а робкие проявления протеста заканчивались
тем, что жалобщики и обиженные должны были выкупать свою строптивость новою данью. Одним словом, все привыкли
к художествам Полуянова, считая их неизбежным злом, как градобитие, а сам Полуянов привык
к этому оригинальному режиму еще больше. Но с последним казусом вышла большая заминка. Нужно же было сибирскому исправнику наскочить на упрямого сибирского попа.
— Ты бы
то подумал, поп, — пенял писарь, — ну, пришлют нового исправника, а он будет еще хуже.
К этому-то уж мы все привесились, вызнали всякую его повадку, а
к новому-то не будешь знать, с которой стороны и подойти. Этот нащечился, а новый-то приедет голенький да голодный, пока насосется.
— То-то вот очень уж много охотников-то до мзды, во-первых, а во-вторых, надо ее умеючи брать, ибо и мзда идет
к рукам.
Галактион давно собирался
к отцу, но все откладывал, а сегодня ехал совершенно спокойно. Чему быть,
того не миновать.
Этот визит все-таки обеспокоил Галактиона. Дыму без огня не бывает. По городу благодаря полуяновскому делу ходили всевозможные слухи о разных других назревавших делах, а в
том числе и о бубновской опеке. Как на беду, и всеведущий Штофф куда-то провалился. Впрочем, он скоро вернулся из какой-то таинственной поездки и приехал
к Галактиону ночью, на огонек.
— Э, вздор!.. Так, зря болтают. Я тебе скажу всего одно слово: Мышников. Понял? У нас есть адвокат Мышников. У него, брат, все предусмотрено… да. Я нарочно заехал
к тебе, чтобы предупредить, а
то ведь как раз горячку будешь пороть.
Галактион действительно прервал всякие отношения с пьяной запольской компанией, сидел дома и бывал только по делу у Стабровского. Умный поляк долго приглядывался
к молодому мельнику и кончил
тем, что поверил в него. Стабровскому больше всего нравились в Галактионе его раскольничья сдержанность и простой, но здоровый русский ум.
— Вы хотите сказать, что это свинство? — поправил доктор. — Может быть, вы хотите
к этому прибавить, что я пьяница? И в
том и в другом случае вы будете правы, хотя… Я еще выпью плутократского коньячку.
Этот первый завтрак служил для Галактиона чем-то вроде вступительного экзамена. Скоро он почувствовал себя у Стабровских если не своим,
то и не чужим. Сам старик только иногда конфузил его своею изысканною внимательностью. Галактион все-таки относился
к магнату с недоверием. Их окончательно сблизил случайный разговор, когда Галактион высказал свою заветную мечту о пароходстве. Стабровский посмотрел на него прищуренными глазами, похлопал по плечу и проговорил...
Харитине доставляла какое-то жгучее наслаждение именно эта двойственность: она льнула
к мужу и среди самых трогательных сцен думала о Галактионе. Она не могла бы сказать, любит его или нет; а ей просто хотелось думать о нем. Если б он пришел
к ней, она его приняла бы очень сухо и ни одним движением не выдала бы своего настроения. О, он никогда не узнает и не должен знать
того позора, какой она переживала сейчас! И хорошо и худо — все ее, и никому до этого дела нет.
Это скрытое торжество волновало и сердило Харитину, и ей опять делалось жаль мужа. Она даже насильно вызывала в памяти
те нежные сцены, которые происходили у нее с мужем в остроге. Ей хотелось пожалеть его по-хорошему, пожалеть, как умеют жалеть любящие женщины, а вместо этого она ни
к селу ни
к городу спросила доктора...
— А вот и пустит. И еще спасибо скажет, потому выйдет так, что я-то кругом чиста. Мало ли что про вдову наболтают, только ленивый не скажет. Ну, а тут я сама объявлюсь, — ежели бы была виновата, так не пошла бы
к твоей мамыньке. Так я говорю?.. Всем будет хорошо… Да еще что, подошлем
к мамыньке сперва Серафиму. Еще
того лучше будет… И ей будет лучше: как будто промежду нас ничего и не было… Поняла теперь?
Он понимал, что Стабровский готовился
к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и
то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
Под этим настроением Галактион вернулся домой. В последнее время ему так тяжело было оставаться подолгу дома, хотя, с другой стороны, и деваться было некуда. Сейчас у Галактиона мелькнула было мысль о
том, чтобы зайти
к Харитине, но он удержался. Что ему там делать? Да и нехорошо… Муж в остроге, а он будет за женой ухаживать.
Суслонский писарь отправился
к Харитине «на
той же ноге» и застал ее дома, почти в совершенно пустой квартире. Она лежала у себя в спальне, на своей роскошной постели, и курила папиросу. Замараева больше всего смутила именно эта папироса, так что он не знал, с чего начать.
Он опять сел
к столу и задумался. Харитина ходила по комнате, заложив руки за спину. Его присутствие начинало ее тяготить, и вместе с
тем ей было бы неприятно, если бы он взял да ушел. Эта двойственность мыслей и чувств все чаще и чаще мучила ее в последнее время.
Харитина не понимала, что Галактион приходил
к ней умирать, в нем мучительно умирал
тот простой русский купец, который еще мог жалеть и себя и других и говорить о совести. Положим, что он не умел ей высказать вполне ясно своего настроения, а она была еще глупа молодою бабьей глупостью. Она даже рассердилась, когда Галактион вдруг поднялся и начал прощаться...
Старик настолько увлекся своею новою постройкой, что больше ничего не желал знать. Дело дошло до
того, что он отнесся как-то совсем равнодушно даже
к оправданию родного сына Лиодора.
— А я тебя раньше, Галактион, очень боялась, — откровенно признавалась она. — И не
то чтобы боялась по-настоящему, а так, разное в голову лезло. Давно бы следовало
к тебе переехать — и всему конец.
Чем ближе Галактион знакомился со Стабровским,
тем большим и большим уважением проникался
к нему, как
к человеку необыкновенному, начиная с
того, что совершенно было неизвестно, когда Стабровский спал и вообще отдыхал.
Стабровский действительно перерыл всю литературу о нервных болезнях и модной наследственности, и чем больше читал,
тем больше приходил в отчаяние. Он в своем отцовском эгоизме дошел до
того, что точно был рад, когда Устенька серьезно заболела тифом, будто от этого могло быть легче его Диде. Потом он опомнился, устыдился и старался выкупить свою несправедливость усиленным вниманием
к больной.
О муже она никогда не спрашивала,
к детям была равнодушна и ни на что не обращала внимания, до своего костюма включительно. Что ей подадут,
то она и наденет.
Склады и кабаки открывались в
тех же пунктах, где они существовали у Прохорова и
К o, и открывалось наступательное действие понижением цены на водку. Получались уже технические названия дешевых водок: «прохоровка» и «стабровка». Мужики входили во вкус этой борьбы и усиленно пропивались на дешевке. Случалось нередко так, что конкуренты торговали уже себе в убыток, чтобы только вытеснить противника.
Характерный случай выдался в Суслоне. Это была отчаянная вылазка со стороны Прохорова, именно напасть на врага в его собственном владении. Трудно сказать, какой тут был расчет, но все произошло настолько неожиданно, что даже Галактион смутился. Одно из двух: или Прохоров получил откуда-нибудь неожиданное подкрепление, или в отчаянии хотел погибнуть в рукопашной свалке. Важно было уже
то, что Прохоров и
К° появились в самом «горле», как выражались кабатчики.
Вахрушка пробежал село из конца в конец раз десять. Ноги уже плохо его слушались, но жажда оставалась. Ведь другого раза не будет, и Вахрушка пробивался
к кабацкой стойке с отчаянною энергией умирающего от жажды. Закончилась эта проба
тем, что старик, наконец, свалился мертвецки пьяным у прохоровского кабака.
И это была совсем не
та Харитина, которую он видел у себя дома, и сам он был не
тот, каким его знали все, — о! он еще не начинал жить, а только готовился
к чему-то и ради этого неизвестного работал за четверых и отказывал себе во всем.