Неточные совпадения
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо
знала цену этим расстройным свадебным речам.
Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился,
хотя она многого и
не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
Запас сведений об этих других прочих местах оказался самым ограниченным, вернее сказать — запольские купцы ничего
не знали, кроме своего родного Заполья. Молодые купцы были бы и рады устраиваться по-новому, да
не умели, а старики артачились и
не хотели ничего
знать. Вообще разговоров и пересудов было достаточно, а какая-то невидимая беда надвигалась все ближе и ближе.
Этот прилив новых людей закончился нотариусом Меридиановым, тоже своим человеком, — он был сын запольского соборного протопопа, — и двумя следователями. Говорили уже о земстве, которое
не сегодня-завтра должно было открыться. Все эти новые люди устраивались по-своему и
не хотели знать старых порядков, когда всем заправлял один исправник Полуянов да два ветхозаветных заседателя.
— Послушай, старичок, поговорим откровенно, — приставал Штофф. — Ты живой человек, и я живой человек; ты
хочешь кусочек хлеба с маслом, и я тоже
хочу… Так? И все другие
хотят, да
не знают, как его взять.
—
Не знаю и
не хочу знать.
Братец умильно старался ухаживать за Галактионом,
хотя и
не знал, с какой стороны к нему подступиться.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное.
Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это
не нравится? Тогда,
хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы
не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да.
Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как
хотите, — дело ваше, — а зачем же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие друзья, и вы о ней
не хотите позаботиться.
—
Знаете что,
не люблю я вашего Стабровского! Нехорошее он дело затевает, неправильное… Вконец
хочет спаивать народ. Бог с ними и с деньгами, если на то пошло!
О разрыве его с Прасковьей Ивановной она
знала и поэтому
не могла понять, почему он
не хочет ее видеть.
Он вообще
не хотел ее
знать, и это ее злило.
— Я
знаю ее характер:
не пойдет… А поголодает, посидит у хлеба без воды и выкинет какую-нибудь глупость. Есть тут один адвокат, Мышников, так он давно за ней ухаживает. Одним словом, долго ли до греха? Так вот я и
хотел предложить с своей стороны… Но от меня-то она
не примет. Ни-ни! А ты можешь так сказать, что много был обязан Илье Фирсычу по службе и что мажешь по-родственному ссудить. Только требуй с нее вексель, a то догадается.
Удерживались от общего потока только такие заматерелые старики, как миллионер Нагибин, он ничего
не хотел знать и только покачивал своею головой.
В сущности ни Харитина, ни мать
не могли уследить за Серафимой, когда она пила, а только к вечеру она напивалась. Где она брала вино и куда его прятала, никто
не знал. В своем пороке она ни за что
не хотела признаться и клялась всеми святыми, что про нее налгал проклятый писарь.
— Ну, ну, ладно… Притвори-ка дверь-то. Ладно… Так вот какое дело. Приходится везти мне эту стеариновую фабрику на своем горбу… Понимаешь? Деньжонки у меня есть… ну, наскребу тысяч с сотню. Ежели их отдать — у самого ничего
не останется. Жаль… Тоже наживал… да. Я и
хочу так сделать: переведу весь капитал на жену, а сам тоже буду векселя давать, как Ечкин. Ты ведь
знаешь законы, так как это самое дело, по-твоему?
Чем дальше подвигался Полуянов, тем больше находил недостатков и прорух в крестьянском хозяйстве. И земля вспахана кое-как, и посевы плохи, и земля пустует, и скотина затощала. Особенно печальную картину представляли истощенные поля, требовавшие удобрения и
не получавшие его, — в этом благодатном краю и
знать ничего
не хотели о каком-нибудь удобрении. До сих пор спасал аршинный сибирский чернозем. Но ведь всему бывает конец.
Галактион долго
не соглашался,
хотя и
не знал, что делать с детьми. Агния убедила его тем, что дети будут жить у дедушки, а
не в чужом доме. Это доказательство хоть на что-нибудь походило, и он согласился. С Харченком он держал себя, как посторонний человек, и делал вид, что ничего
не знает об его обличительных корреспонденциях.
— Вот
не ожидал… да… — откровенно удивлялся Полуянов. — Прежние-то дружки смотреть
не хотят, два пальца подают, а то я прямо отвертываются… да. Только в несчастии
узнаешь людей.
— Ничего вы
не понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным тоном. — Да,
не понимаете… Писал-то доктор действительно пьяный, и барышне такие слова, может быть, совсем
не подходят, а только все это правда. Уж вы меня извините, а действительно мы так и живем… по-навозному. Зарылись в своей грязи и
знать ничего
не хотим… да. И еще нам же смешно, вот как мне сейчас.
Галактион поднялся бледный, страшный, что-то
хотел ответить, но только махнул рукой и,
не простившись, пошел к двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась от волнения и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя и на дочь и
не знал, что подумать.
Харитина сидела в кабинете Стабровского, одетая вся в черное, точно носила по ком-то траур. Исхудавшее бледное лицо все еще носило следы недавней красоты,
хотя Устенька в первый момент решительно
не узнала прежней Харитины, цветущей, какой-то задорно красивой и вечно веселой. Дамы раскланялись издали. Сам Стабровский был сильно взволнован.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только,
знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как
хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий. И
не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его
знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя
хотят повесить.