— А Полуянов? Вместе с мельником Ермилычем приехал, потребовал сейчас водки и хвалится, что
засудит меня, то есть за мое показание тогда на суде. Мне, говорит, нечего терять… Попадья со страхов убежала в суседи, а я вот сижу с ними да слушаю. Конечно, во-первых, я нисколько его не боюсь, нечестивого Ахава, а во-вторых, все-таки страшно…
Неточные совпадения
Складывалась о Полуянове живая легенда, и никто не хотел верить, что его
засудят.
— А вы тут
засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь, счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались. Что же, в добрый час… По другим городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
— Отлично. Мне его до зарезу нужно. Полуянова
засудили? Бубнов умер? Слышал… Все к лучшему в этом лучшем из миров, Галактион Михеич. А я, как видите, не унываю. Сто неудач — одна удача, и в этом заключается вся высшая математика. Вот только времени не хватит. А вы синдикат устраивать едете?
Впрочем, у Харченки была одна привычка, которая не нравилась теще: все-то ему нужно было знать, и везде он совал нос, особенно по части городских дел. И то не так и это не так, — всех
засудит и научит.
— Теперь плачу дань ему, — признался он. — Что ни год, то семьдесят тысяч выкладывай. Не пито, не едено — дерут… да. Как тебя тогда, Илья Фирсыч,
засудили, так все точно вверх ногами перевернулось.
Харитон Артемьич, ждавший возвращения Полуянова с детским нетерпением, так и ахнул, когда увидел, как он приехал в одном экипаже с Ечкиным. Что же это такое? Обещал
засудить Ечкина, а сам с ним по уезду катается…
Красавина. Теперь «сделай милостью», а давеча так из дому гнать! Ты теперь весь в моей власти, понимаешь ты это? Что хочу, то с тобой и сделаю. Захочу — прощу, захочу — под уголовную подведу.
Засудят тебя и зашлют, куда Макар телят не гонял.
Иду я к Власу, а сам дорогой все думаю: господи ты боже наш! что же это такое с нам будет, коли да не оживет она? Господи! что же, мол, это будет! ведь
засудят меня на смерть, в остроге живьем, чать, загибнешь: зачем, дескать, мертвое тело в избе держал! Ин вынести ее за околицу в поле — все полегче, как целым-то миром перед начальством в ответе будем.
Стало быть, Христос думал о тех судах человеческих, которые должны были
засудить его и его учеников, и засуждавшие и засуждающие миллионы людей.