Неточные совпадения
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул.
Говорили по душе, а главного-то он все-таки не сказал.
Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал
о том, как здесь все переменится через несколько лет и
что главною причиной перемены
будет он, Михей Зотыч Колобов.
Эта первая неудачная встреча не помешала следующим, и доктор даже понравился Галактиону, как человек совершенно другого, неизвестного ему мира. Доктор постоянно
был под хмельком и любил
поговорить на разные темы, забывая на другой день,
о чем говорилось вчера.
Для Луковникова ясно
было одно,
что новые умные люди подбираются к их старозаветному сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее,
о котором Ечкин
говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно
будет жить простому человеку.
Несколько раз она удерживала таким образом упрямого гостя, а он догадался только потом,
что ей нужно
было от него.
О чем бы Прасковья Ивановна ни
говорила, а в конце концов речь непременно сводилась на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала на него смотреть с пытливым лукавством и чуть-чуть улыбалась…
Когда мельник Ермилыч заслышал
о поповской помочи, то сейчас же отправился верхом в Суслон. Он в последнее время вообще сильно волновался и начинал не понимать,
что делается кругом. Только и радости,
что поговорит с писарем. Этот уж все знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот как выучил… У Ермилыча
было страстное желание еще раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил, и никто ничего не знает,
что дальше
будет.
— Тебя не спрошу. Послушай, Галактион, мне надоело с тобой ссориться. Понимаешь, и без тебя тошно. А тут ты еще пристаешь… И
о чем говорить: нечем
будет жить — в прорубь головой. Таких ненужных бабенок и хлебом не стоит кормить.
Харитина не понимала,
что Галактион приходил к ней умирать, в нем мучительно умирал тот простой русский купец, который еще мог жалеть и себя и других и
говорить о совести. Положим,
что он не умел ей высказать вполне ясно своего настроения, а она
была еще глупа молодою бабьей глупостью. Она даже рассердилась, когда Галактион вдруг поднялся и начал прощаться...
Это известие ужасно поразило Харитину. У нее точно
что оборвалось в груди. Ведь это она, Харитина, кругом виновата,
что сестра с горя спилась. Да, она… Ей живо представился весь ужас положения всей семьи Галактиона, иллюстрировавшегося народною поговоркой: муж
пьет — крыша горит, жена запила — весь дом. Дальше она уже плохо понимала,
что ей
говорил Замараев
о каком-то стеариновом заводе, об Ечкине, который затягивает богоданного тятеньку в это дело, и т. д.
Для Галактиона этот ход противника
был крупною неприятностью, как непредусмотренное действие.
Что тут ни
говори, а Прохоров жив,
о чем кричала каждая кабацкая вывеска.
Рассказ
о дешевке смешил Харитину до слез, и она забывала,
что смеяться над опившимися до смерти мужиками нехорошо. Ей
было как-то безотчетно весело, весело потому,
что Вахрушка все время
говорил о Галактионе.
Весь дом волновался. Наборщики в типографии, служащие в конторе и библиотеке, — все только и
говорили о Полуянове. Зачем он пришел оборванцем в Заполье?
Что он замышляет? Как к нему отнесутся бывшие закадычные приятели?
Что будет делать Харитина Харитоновна? Одним словом, целый ряд самых жгучих вопросов.
Втайне старик очень сочувствовал этой местной газете, хотя открыто этого и не высказывал. Для такой политики
было достаточно причин. За дочь Тарас Семеныч искренне радовался, потому
что она, наконец, нашла себе занятие и больше не скучала. Теперь и он мог с ней
поговорить о разных делах.
Разъезжая по своим делам по Ключевой, Луковников по пути завернул в Прорыв к Михею Зотычу. Но старика не
было, а на мельнице оставались только сыновья, Емельян и Симон. По первому взгляду на мельницу Луковников определил,
что дела идут плохо, и мельница быстро принимала тот захудалый вид, который
говорит красноречивее всяких слов
о внутреннем разрушении.
Устенька не без ловкости перевела разговор на другую тему, потому
что Стабровскому, видимо,
было неприятно
говорить о Галактионе. Ему показалось в свою очередь,
что девушка чего-то не договаривает. Это еще
был первый случай недомолвки. Стабровский продумал всю сцену и пришел к заключению,
что Устенька пришла специально для этого вопроса.
Что же, это ее дело. Когда девушка уходила, Стабровский с особенной нежностью простился с ней и два раз поцеловал ее в голову.
От Стабровского Устенька вышла в каком-то тумане. Ее сразу оставила эта выдержка. Она шла и краснела, припоминая то,
что говорил Стабровский.
О, только он один понимал ее и с какою вежливостью старался не дать этого заметить! Но она уже давно научилась читать между строк и понимала больше,
чем он думал. В сущности сегодняшнее свидание с Харитиной
было ее экзаменом. Стабровский, наконец, убедился в том,
чего боялся и за
что жалел сейчас ее. Да, только он один
будет знать ее девичью тайну.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж,
что вы не читаете писем:
есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет,
говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
А поелику навоз производить стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько,
что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"Не то
что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [
О железных дорогах тогда и помину не
было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос
о подспорьях вообще и
о горчице, как
о подспорье, в особенности; но оттого ли,
что в словах его
было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого,
что он, по обычаю своему, не
говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков,
что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Так, например, при Негодяеве упоминается
о некоем дворянском сыне Ивашке Фарафонтьеве, который
был посажен на цепь за то,
что говорил хульные слова, а слова те в том состояли,
что"всем-де людям в еде равная потреба настоит, и кто-де
ест много, пускай делится с тем, кто
ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.
"
Будучи, выше меры, обременены телесными упражнениями, —
говорит летописец, — глуповцы, с устатку, ни
о чем больше не мыслили, кроме как
о выпрямлении согбенных работой телес своих".