Неточные совпадения
— Богатимый поп… Коней одних у него с тридцать
будет, больше сотни десятин запахивает. Опять хлеба у попа не в проворот: по три года хлеб в кладях
лежит.
— А вы того не соображаете, что крупчатка хлеб даст народам? — спросил писарь. — Теперь на одной постройке сколько народу орудует, а дальше — больше. У которых мужичков хлеб-то по три года
лежит, мышь его
ест и прочее, а тут на, получай наличные денежки. Мужичок-то и оборотится с деньгами и опять хлебца подвезет.
Странное
было пробуждение Галактиона. Он с трудом открыл глаза. Голова
была точно налита свинцом. Он с удивлением посмотрел кругом. Комната совершенно незнакомая, слабо освещенная одною свечой под зеленым абажуром. Он
лежал на широком кожаном диване. Над его головой на стене
было развешано всевозможное оружие.
— А между тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой же человек. Среди евреев
есть и дураки и хорошие люди. Одним словом, предрассудок. А что верно, так это то, что мы люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто не мешает работать другим. А если вы не хотите брать богатства, которое
лежит вот тут, под носом… Упорно не хотите. И средства
есть и энергия, а только не хотите.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов
был прав. Да, он принимал благодарности, а что
было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь
было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая
лежит у попа на погребе: она из Кунары, и
есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни папы, ни мамы не скажут.
Михей Зотыч
лежал у себя в горнице на старой деревянной кровати, покрытой войлоком. Он сильно похудел, изменился, а главное — точно весь выцвел. В лице не
было ни кровинки. Даже нос заострился, и глаза казались больше.
Во-первых, он находился в «темной» при волости, куда сам когда-то сажал Михея Зотыча; во-вторых, теперь темная битком
была набита мертвецки пьяными, подобранными вчера «на дешевке», а в-третьих, с левого бока
лежал рядом с ним окоченевший труп запившегося насмерть.
Вечером Галактион поехал к Стабровскому. Старик действительно
был не совсем здоров и
лежал у себя в кабинете на кушетке, закутав ноги пледом. Около него сидела Устенька и читала вслух какую-то книгу. Стабровский, крепко пожимая Галактиону руку, проговорил всего одно слово.
Он больше не
был он, доктор Кочетов, а тот, другой, Бубнов, который вот так же
лежал на диване, опухший от пьянства и боявшийся каждого шороха.
«Нечестивый Ахав» действительно сидел в поповской горнице, весь красный от выпитой водки. Дорожная котомка и палка
лежали рядом на стуле. Полуянов не расставался с своим ссыльным рубищем, щеголяя своим убожеством. Ермилыч тоже
пил водку и тоже краснел. Неожиданное появление Луковникова немного всполошило гостей, а Ермилыч сделал движение спрятать бутылку с водкой.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер.
Было это вскоре после обеда. Он
поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла в комнату, он
лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не
было конца. Всего удивительнее
было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество
было в полной сохранности, замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин
ел за час до смерти уху.
Подъезжая уже к самой мельнице, скитники заметили медленно расходившуюся толпу. У крыльца дома стояла взмыленная пара, а сам Ермилыч
лежал на снегу, раскинув руки. Снег
был утоптан и покрыт кровяными пятнами.
Анфим только сейчас узнал голос Михея Зотыча. Да, это
был он, цел и невредим. Другой мужик
лежал ничком в кошевке и жалобно стонал.
Харитина упала в траву и
лежала без движения, наслаждаясь блаженным покоем. Ей хотелось вечно так
лежать, чтобы ничего не знать, не видеть и не слышать. Тяжело
было даже думать, — мысли точно сверлили мозг.
— Да, кузина, вы будете считать потерянною всякую минуту, прожитую, как вы жили и как живете теперь… Пропадет этот величавый, стройный вид, будете задумываться, забудете одеться в это несгибающееся платье… с досадой бросите массивный браслет, и крестик на груди не
будет лежать так правильно и покойно. Потом, когда преодолеете предков, тетушек, перейдете Рубикон — тогда начнется жизнь… мимо вас будут мелькать дни, часы, ночи…
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему
лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и
есть этот чиновник.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То
есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи
лежит в бочке, что у меня сиделец не
будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и
лежи весь век на полатях да
ешь пироги.
Колода
есть дубовая // У моего двора, //
Лежит давно: из младости // Колю на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем душа!
— Нет. Он в своей каморочке // Шесть дней
лежал безвыходно, // Потом ушел в леса, // Так
пел, так плакал дедушка, // Что лес стонал! А осенью // Ушел на покаяние // В Песочный монастырь.