Неточные совпадения
Эта сцена более всего отозвалась на молчавшем Емельяне. Большак понимал, что это он виноват, что отец самовольно хочет женить Галактиона на немилой, как делывалось
в старину. Боится старик, чтобы Галактион не выкинул такую же штуку, как он, Емельян. Вот и торопится… Совестно стало большаку, что из-за него заедают чужой век. И что это накатилось на старика? А Галактион выдержал до
конца и ничем не выдал своего настроения.
Он прикинул еще раньше центральное положение, какое занимал Суслон
в бассейне Ключевой, — со всех сторон близко, и хлеб сам придет. Было бы кому покупать. Этак, пожалуй, и Заполью плохо придется. Мысль о повороте торжка сильно волновала Михея Зотыча, потому что
в этом заключалась смерть запольским толстосумам: копеечка с пуда подешевле от провоза — и
конец. Вот этого-то он и не сказал тогда старику Луковникову.
Галактиона удивило, что вся компания, пившая чай
в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и делу
конец.
В большой столовой во всю стену был поставлен громадный стол, а на нем десятки бутылок и десятки тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
Вдруг он вздрогнул — у дальнего
конца письменного стола, совсем
в тени,
в глубоком кресле сидела неподвижная женская фигура.
А между тем
в тот же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками
в разные
концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
Винокуренный завод интересовал Галактиона и без этих указаний. Главное затруднение при выяснении дела заключалось
в том, что завод принадлежал Бубнову наполовину с Евграфом Огибениным, давно уже пользовавшимся невменяемостью своего компаньона и ловко хоронившим
концы. Потом оказалось, что и сам хитроумный Штофф тоже был тут при чем-то и потому усиленно юлил перед Галактионом. Все-таки свой человек и,
в случае чего, не продаст. Завод был небольшой, но давал солидные средства до сих пор.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал
в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под
конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к себе на колени и ласково принялся утешать.
В другой деревне Полуянов с этою же целью опечатал целое озеро, то есть взял веревку, спустил один
конец в воду, а другой припечатал к вбитому на берегу колу.
Убитую хитрые двоеданы увезли
в другой
конец уезда и подбросили к православной деревне.
Эта новость была отпразднована у Стабровского на широкую ногу. Галактион еще
в первый раз принимал участие
в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой
конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и
в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
— Свое-то маленькое бросил, Галактион Михеич, а за большим чужим погнался. С бритоусыми и табашниками начал знаться, с жидами и немцами смесился… Они-то, как волки, пришли к нам, а ты
в ихнюю стаю забежал… Ох, нехорошо, Галактион Михеич! Ох, велики наши грехи, и
конца им нет!.. Зачем подружию милую обидел? Чадо милое, не лютуй, не злобься, не впадайся
в ненужную ярость, ибо великий ответ дадим на великом судилище христове…
В течение целого дня происходил допрос свидетелей, которых вызывали без
конца. С Полуяновым сделался какой-то новый переворот, когда он увидел лицом к лицу своих обвинителей. Он побледнел, подтянулся и на время сделался прежним Полуяновым. К нему вернулось недавнее чувство действительности.
В зале делалось душно, особенно когда зажгли лампы. Свидетелям не было
конца. Все самые тайные подвиги Полуянова выплывали на свет божий. Свидетельствовала крестьяне, мещане, мелкие и крупные купцы, какие-то бабы-торговки, — все это были данники Полуянова, привыкшие ему платить из года
в год. Страница за страницей развертывалась картина бесконечного сибирского хищения. Многое Полуянов сам забыл и с удивлением говорил...
— А я тебя раньше, Галактион, очень боялась, — откровенно признавалась она. — И не то чтобы боялась по-настоящему, а так, разное
в голову лезло. Давно бы следовало к тебе переехать — и всему
конец.
Травим-травим деньжищ, а
конца краю нет, точно
в яму какую.
Вахрушка пробежал село из
конца в конец раз десять. Ноги уже плохо его слушались, но жажда оставалась. Ведь другого раза не будет, и Вахрушка пробивался к кабацкой стойке с отчаянною энергией умирающего от жажды. Закончилась эта проба тем, что старик, наконец, свалился мертвецки пьяным у прохоровского кабака.
Галактион ждал этого обличения и принял его с молчаливым смирением, но под
конец отцовской речи он почувствовал какую-то фальшь не
в содержании этого обличения, а
в самой интонации, точно старик говорил только по привычке, но уже сам не верил собственным словам. Это поразило Галактиона, и он вопросительно посмотрел на отца.
Охватившая весь край хлебная горячка сказывалась
в целом ряде таких жертв, другие стояли уже на очереди, а третьи готовились к неизбежному
концу.
Лучше всех держала себя от начала до
конца Харитина. Она даже решила сгоряча, что все деньги отдаст отцу, как только получит их из банка. Но потом на нее напало раздумье.
В самом деле, дай их отцу, а потом и поминай, как звали. Все равно десятью тысячами его не спасешь. Думала-думала Харитина и придумала. Она пришла
в кабинет к Галактиону и передала все деньги ему.
В конце зимы он, наконец, подыскал компаньона — это был Евграф Огибенин.
Устенька не могла не согласиться с большею половиной того, что говорил доктор, и самым тяжелым для нее было то, что
в ней как-то пошатнулась вера
в любимых людей. Получился самый мучительный разлад, заставлявший думать без
конца. Зачем доктор говорит одно, а сам делает другое? Зачем Болеслав Брониславич, такой умный, добрый и любящий, кого-то разоряет и помогает другим делать то же? А там, впереди, поднимается что-то такое большое, неизвестное, страшное и неумолимое.
Пароход мог отправиться только
в конце апреля. Кстати, Харитина назвала его «Первинкой» и любовалась этим именем, как ребенок, придумавший своей новой игрушке название. Отвал был назначен ранним утром, когда на пристанях собственно публики не было. Так хотел Галактион. Когда пароход уже отвалил и сделал поворот, чтобы идти вверх по реке, к пристани прискакал какой-то господин и отчаянно замахал руками. Это был Ечкин.
Полуянов говорил все время о прошлом, а Прохоров о настоящем. Оба слушали только себя, хотя под
конец Прохоров и взял перевес. Очень уж мудреные вещи творились
в Заполье.
Чем дальше подвигался Полуянов, тем больше находил недостатков и прорух
в крестьянском хозяйстве. И земля вспахана кое-как, и посевы плохи, и земля пустует, и скотина затощала. Особенно печальную картину представляли истощенные поля, требовавшие удобрения и не получавшие его, —
в этом благодатном краю и знать ничего не хотели о каком-нибудь удобрении. До сих пор спасал аршинный сибирский чернозем. Но ведь всему бывает
конец.
— Так, так, — повторял он, качая
в такт рассказа головой. — Все по-новому у вас… да. Только ведь палка о двух
концах и по закону бывает… дда-а.
— Чего тут помаленьку! — вступился не утерпевший Симон. — Совсем
конец приходит, Тарас Семеныч… Тятенька-то забрал все деньги за сгоревшие мельницы и ушел с ними
в скиты, а мы вот тут и выворачивайся, как знаешь.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла
в комнату, он лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было
конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было
в полной сохранности, замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин ел за час до смерти уху.
В передней на стуле сидел Ечкин и глухо рыдал, закрыв лицо руками. Около него стояла горничная и тоже плакала, вытирая слезы
концом передника.
Стоял уже
конец весны. Выпадали совсем жаркие дни, какие бывают только летом. По дороге из Заполья к Городищу шли три путника, которых издали можно было принять за богомолов. Впереди шла
в коротком ситцевом платье Харитина, повязанная по-крестьянски простым бумажным платком. За ней шагали Полуянов и Михей Зотыч. Старик шел бодро, помахивая длинною черемуховою палкой, с какою гонят стада пастухи.
И ловко я все устроил, так ловко, что, кажется, никакие бы следователи
в мире не нашли
концов.