Неточные совпадения
Вся семья жалась
в нижнем, этаже,
в маленьких, низких
комнатах, а парадный верх служил только для приемов.
Были еще две маленьких
комнаты,
в одной из которых стояла кровать хозяина и несгораемый шкаф, а
в другой жила дочь Устинька с старухой нянькой.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то
в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет на день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо,
в одну
комнату и запирались на ключ.
Она посмотрела на жениха из другой
комнаты, похвалила и незаметно ушла домой, точно боялась своим присутствием нарушить веселье
в отцовском доме.
В других
комнатах были рассажены остальные гости, причем самые неважные были переведены вниз.
Гости сбились
в одной
комнате.
Вообще
в новом доме всем жилось хорошо, хотя и было тесновато. Две
комнаты занимали молодые,
в одной жили Емельян и Симон,
в четвертой — Михей Зотыч, а пятая носила громкое название конторы, и пока
в ней поселился Вахрушка. Стряпка Матрена поступила к молодым, что послужило предметом серьезной ссоры между сестрами.
Штофф занимал очень скромную квартирку. Теперь небольшой деревянный домик принадлежал уже ему, потому что был нужен для ценза по городским выборам. Откуда взял немец денег на покупку дома и вообще откуда добывал средства — было покрыто мраком неизвестности. Галактион сразу почувствовал себя легче
в этих уютных маленьких
комнатах, — у него гора свалилась с плеч.
Потом Галактион что-то говорил с доктором, а тот его привел куда-то
в дальнюю
комнату,
в которой лежал на диване опухший человек средних лет. Он обрадовался гостям и попросил рюмочку водки.
Он напрасно старался припомнить последовательный ход событий, — они обрывались Пашенькой, а что было дальше, он не помнит, как не помнит, как попал
в эту
комнату.
Это была не головная боль, а что-то внешнее, что-то такое, что было вот
в этой
комнате.
Дело вышло как-то само собой. Повадился к Луковникову ездить Ечкин. Очень он не нравился старику, но, нечего делать, принимал его скрепя сердце. Сначала Ечкин бывал только наверху,
в парадной половине, а потом пробрался и
в жилые
комнаты. Да ведь как пробрался: приезжает Луковников из думы обедать, а у него
в кабинете сидит Ечкин и с Устенькой разговаривает.
Когда ваша Устенька будет жить
в моем доме, то вы можете точно так же прийти к девочкам
в их
комнату и сделать точно такую же ревизию всему.
— Вот это главная
комната в доме, потому что
в ней мы зарабатываем свое будущее, — объяснял Стабровский гостю. — Вот и вашей славяночке уже приготовлена парта. Здесь царство мисс Дудль, и я спрашиваю ее позволения, прежде чем войти.
— Ну, квартирку-то могли бы и получше найти, — как ни
в чем не бывало, советовала Харитина, оглядывая
комнаты. — Ты-то чего смотрела, Сима?
Она нахмурила брови и потащила Галактиона
в самую дальнюю
комнату, где усадила
в укромный уголок, и заговорила...
Странно, что все эти переговоры и пересуды не доходили только до самого Полуянова. Он, заручившись благодарностью Шахмы, вел теперь сильную игру
в клубе. На беду, ему везло счастье, как никогда. Игра шла
в клубе
в двух
комнатах старинного мезонина. Полуянов заложил сам банк
в три тысячи и метал. Понтировали Стабровский, Ечкин, Огибенин и Шахма.
В числе публики находились Мышников и доктор Кочетов. Игра шла крупная, и Полуянов загребал куши один за другим.
Харитина засмеялась и выбежала из
комнаты, а Галактион действительно подошел к зеркалу и долго смотрел
в него. Его лицо тоже искривилось улыбкой, — он вспомнил про детей.
Галактиону вдруг захотелось обругать и выгнать старца, но вместо этого он покорно пошел за ним
в боковую
комнату, заменявшую ему кабинет. За ними ворвалась Серафима и каким-то хриплым голосом крикнула...
Это был настоящий удар.
В первый момент Галактион не понял хорошенько всей важности случившегося. Именно этого он никак не ожидал от жены. Но опустевшие
комнаты говорили красноречивее живых людей. Галактиона охватило озлобленное отчаяние. Да, теперь все порвалось и навсегда. Возврата уже не было.
Сейчас Галактион сидел почти безвыходно дома и все работал
в своей
комнате над какими-то бумагами, которые приносил ему Штофф.
В передней, помогая раздеваться свахе, доктор обнял ее и поцеловал
в затылок, где золотистыми завитками отделялись короткие прядки волос. Прасковья Ивановна кокетливо ударила его по руке и убежала
в свою
комнату с легкостью и грацией расшалившейся девочки.
Великолепный подъезд, отделанная дубом передняя, широкая лестница, громадный зал с дубовыми конторками для служащих, кассирская с металлической сеткой,
комната правления с зеленым столом и солидною мебелью, приемная, — одним словом, все
в солидно-деловом, банковском стиле.
Он опять сел к столу и задумался. Харитина ходила по
комнате, заложив руки за спину. Его присутствие начинало ее тяготить, и вместе с тем ей было бы неприятно, если бы он взял да ушел. Эта двойственность мыслей и чувств все чаще и чаще мучила ее
в последнее время.
Больная тоже предпочитала молодого доктора и слабо улыбалась, когда он входил
в ее
комнату.
В первую минуту Малыгин хорошенько даже не понял,
в чем дело, а только почувствовал, как вся
комната завертелась у него перед глазами.
Она вообще старалась занимать его, как хозяйка. Пани Стабровская, по обыкновению, не выходила из своей
комнаты, Диде что-то нездоровилось, и Устенька заменяла их. Галактион посидел
в столовой, выпил стакан чаю и начал прощаться.
Именно под этим впечатлением Галактион подъезжал к своему Городищу. Начинало уже темниться, а
в его
комнате светился огонь. У крыльца стоял чей-то дорожный экипаж. Галактион быстро взбежал по лестнице на крылечко, прошел темные сени, отворил дверь и остановился на пороге, —
в его
комнате сидели Михей Зотыч и Харитина за самоваром.
Доктор ежедневно проводил с девочками по нескольку часов, причем, конечно, присутствовала мисс Дудль
в качестве аргуса. Доктор пользовался моментом, когда Дидя почему-нибудь не выходила из своей
комнаты, и говорил Устеньке ужасные вещи.
— Вы никогда не думали, славяночка, что все окружающее вас есть замаскированная ложь? Да… Чтобы вот вы с Дидей сидели
в такой
комнате, пользовались тюремным надзором мисс Дудль, наконец моими медицинскими советами, завтраками, пользовались свежим бельем, — одним словом, всем комфортом и удобством так называемого культурного существования, — да, для всего этого нужно было пустить по миру тысячи людей. Чтобы Дидя и вы вели настоящий образ жизни, нужно было сделать тысячи детей нищими.
В малыгинском доме закипела самая оживленная деятельность. По вечерам собиралась молодежь, поднимался шум, споры и смех. Именно
в один из таких моментов попала Устенька
в новую библиотеку. Она выбрала книги и хотела уходить, когда из соседней
комнаты, где шумели и галдели молодые голоса, показался доктор Кочетов.
Устенька смутилась, когда попала
в накуренную
комнату, где около стола сидели неизвестные ей девушки и молодые люди. Доктор отрекомендовал ее и перезнакомил с присутствующими.
Полчаса, проведенные
в накуренной
комнате, явились для Устеньки роковою гранью, навсегда отделившею ее от той среды, к которой она принадлежала по рождению и по воспитанию. Возвращаясь домой, она чувствовала себя какою-то изменницей и живо представляла себе негодующую и возмущенную мисс Дудль… Ей хотелось и плакать, и смеяться, и куда-то идти, все вперед, далеко.
Старики заперлись
в своей
комнате и проговорили долго за полночь.
В типографии было слышно, как хохотал Харитон Артемьич, и стряпка Аграфена со страхом крестилась.
Это был бубновский голос, и доктор
в ужасе спрятал голову под подушку, которая казалась ему Бубновым, мягким, холодным, бесформенным. Вся
комната была наполнена этим Бубновым, и он даже принужден был им дышать.
Эта фраза привела Кочетова
в бешенство. Кто смеет трогать его за руку? Он страшно кричал, топал ногами и грозил убить проклятого жида. Старик доктор покачал головой и вышел из
комнаты.
Харитина старалась не думать об этом, даже принималась со страха молиться, а
в голове стояла одна мысль, эта же мысль наполняла всю
комнату и, как ночная птица, билась с трепетом
в окно.
И гость и хозяин молчали Луковников поднялся, прошелся по
комнате, разгладил седую бороду и проговорил как-то
в упор...
На другой день он, одетый с иголочки во все новое, уже сидел
в особой
комнате нового управления за громадным письменным столом, заваленным гроссбухами. Ему нравилась и солидность обстановки и какая-то особенная деловая таинственность, а больше всего сам Ечкин, всегда веселый, вечно занятый, энергичный и неутомимый. Одна квартира чего стоила, министерская обстановка, служащие, и все явилось, как
в сказке, по щучьему веленью.
В первый момент Полуянов даже смутился, отозвал Ечкина
в сторону и проговорил...
Когда приходила Устенька, Стабровский непременно заводил речь о земстве, о школах и разных общественных делах, и Устенька понимала, что он старается втянуть Дидю
в круг этих интересов. Дидя слушала из вежливости некоторое время, а потом старалась улизнуть из
комнаты под первым предлогом. Старик провожал ее печальными глазами и грустно качал головой.
Галактион поднялся бледный, страшный, что-то хотел ответить, но только махнул рукой и, не простившись, пошел к двери. Устенька стояла посреди
комнаты. Она задыхалась от волнения и боялась расплакаться.
В этот момент
в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя и на дочь и не знал, что подумать.
Вечером
в каморке Нагибина, — старик занимал самую скверную
комнату во всем доме, — сидел Ечкин. Миллионер, чтобы отблагодарить благодетеля, вытащил полбутылки мадеры, оставшейся от свадьбы…
Когда дом и все имущество были описаны, Устенька наняла небольшую квартиру
в три
комнаты и переехала
в нее с отцом и старой нянькой Матреной.
Она не стала пить чай, хотя отец и Ечкин каждый вечер ждали ее возвращения, как было и сегодня, а прошла прямо
в свою
комнату, заперлась на крючок и бросилась на кровать.
Вернувшись домой, Устенька заперлась
в свою
комнату, бросилась на постель и долго плакала.