Неточные совпадения
Бродяга на мгновение остановился, смерил
глазами расстояние и тихою рысцой, как травленый волк, побежал
в сторону реки.
Погоня сбилась
в одну кучку у поскотины. Мужики ошалелыми
глазами глядели друг на друга.
В середине двора стоят два кучера и держат под уздцы горбоносого и вислозадого киргиза-иноходца, который шарашится, храпит, поводит поротыми ушами и выворачивает белки
глаз.
Другой кучер, башкир Ахметка, скуластый молодой парень с лоснящимся жирным лицом, молча смотрит на лошадь, точно впился
в нее своими черными
глазами.
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом на вороной высокой лошади молодой человек
в черкеске, папахе и с серебряным большим кинжалом на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь на тонких сухих ногах, грациозно подходит на середину двора и останавливается. Молодой человек с опухшим красным лицом и мутными
глазами сонно смотрит на старика
в халате.
Это был тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на самые
глаза, он вышел на двор. На террасе
в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику
в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним на террасу.
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись
в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть
в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела
в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными
глазами то на дочерей, то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся
в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все
глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни
в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к себе
в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Знаю, какая-такая невеста, — уже спокойно ответил Галактион, поднимая
глаза на отца. — Что же, девушка хорошая… Немножко
в годках, ну, да это ничего.
Емельян только показал
глазами на окошко, а потом вытолкал Лиодора
в дверь. Девушки не знали, как и благодарить великодушного силача, который опять молча улыбался.
В разговоре немец постоянно улыбался и немного подмигивал правым
глазом, точно этот
глаз у него тоже прихрамывал, как левая нога.
Этот Шахма был известная степная продувная бестия; он любил водить компанию с купцами и разным начальством. О его богатстве ходили невероятные слухи, потому что
в один вечер Шахма иногда проигрывал по нескольку тысяч, которые платил с чисто восточным спокойствием. По наружности это был типичный жирный татарин, совсем без шеи, с заплывшими узкими
глазами.
В своей степи он делал большие дела, и купцы-степняки не могли обойти его власти. Он приехал на свадьбу за триста верст.
— Мы ведь тут, каналья ты этакая, живем одною семьей, а я у них, как посаженый отец на свадьбе… Ты, ангел мой, еще не знаешь исправника Полупьянова. За
глаза меня так навеличивают. Хорош мальчик, да хвалить некому… А впрочем, не попадайся, ежели что — освежую… А русскую хорошо пляшешь? Не умеешь? Ах ты, пентюх!.. А вот постой, мы Харитину
в круг выведем. Вот так девка: развей горе веревочкой!
Счастье влюбленной
в мужа Серафимы кололо
глаза засидевшейся
в деревне Анне. Вместе росли, а судьба разная. Анна начинала теперь придираться к мужу и на каждом шагу ставила ему
в пример Галактиона.
— Ты посмотри на себя-то, — поговаривала Анна, — тебе водку пить с Ермилычем да с попом Макаром, а настоящего-то ничего и нет. Ну, каков ты есть человек, ежели тебя разобрать? Вон глаза-то заплыли как от пьянства… Небойсь Галактион компании не ломает, а всегда
в своем виде.
Но все эти сомнения и недосказанные мысли разрешились сами собой, когда Серафима, краснея и заикаясь, призналась, что она беременна. Муж посмотрел на нее непонимающими
глазами, а потом так хорошо и любовно обнял и горячо поцеловал… еще
в первый раз поцеловал.
Галактион накинул халат и отправился
в контору, где временно помещен был Харитон Артемьич. Он сидел на кровати с посиневшим лицом и страшно выкаченными
глазами. Около него была одна Харитина. Она тоже только что успела соскочить с постели и была
в одной юбке. Плечи были прикрыты шалью, из-под которой выбивалась шелковая волна чудных волос. Она была бледна и
в упор посмотрела на Галактиона.
— Милый, милый! — шептала она
в исступлении, закрывая
глаза. — Только один раз. Разве та, другая, умеет любить? А я-то тосковала по нем, я-то убивалась!
— Да ведь мне, батюшка, ничего от вас и не нужно, — объяснил Штофф, не сморгнув
глазом. — Престо, счел долгом познакомиться с вами, так как будем жить
в соседях.
На Галактиона так и пахнуло душистою волной, когда он подошел к Харитине. Она была
в шерстяном синем платье, красиво облегавшем ее точеную фигуру. Она нарочно подняла руки, делая вид, что поправляет волосы, и все время не спускала с Галактиона своих дерзких улыбавшихся
глаз.
Галактион опустил
глаза, чувствуя, как начинает краснеть. Ему как-то вся кровь бросилась
в голову. Агния смотрела на него добрыми
глазами и печально улыбалась. Она достаточно насмотрелась на все штуки сестрицы Харитины.
Выпитые две рюмки водки с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал себя и тепло и легко, точно он всегда жил
в Заполье и попал
в родную семью. Все пили и ели, как
в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему
в лицо своими выцветшими
глазами.
Она действительно что-то поговорила старичку, и тот моментально исчез, точно
в воду канул. Потом Галактион поймал маленькую теплую руку Пашеньки и крепко пожал ее. У Пашеньки даже слезы выступили на
глазах от боли, но она стерпела и продолжала улыбаться.
— Харитина, помнишь мою свадьбу? — заговорил он, не открывая
глаз, — ему страстно хотелось исповедаться. — Тогда
в моленной… У меня голова закружилась… и потом весь вечер я видел только тебя. Это грешно… я мучился… да. А потом все прошло… я привык к жене… дети пошли… Помнишь, как ты меня целовала тогда на мельнице?
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть на Галактиона такими
глазами, точно видела его
в первый раз. Гость пил чай и думал, какая она славная, вот эта Харитина. Эх, если б ей другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
Чтобы оправить себя
в своих собственных
глазах, Галактион решил, что будет участвовать
в конкурсе пока, до приискания настоящего дела.
Бубнов пил только мадеру и без нее не мог ни двигаться, ни говорить. Шелест женина платья попрежнему его пугал, и больной делал над собой страшное усилие, чтобы куда-нибудь не спрятаться. Для дела он был совершенно бесполезен, и Галактион являлся к нему только для проформы. Раз Бубнов отвел его
в сторону и со слезами на
глазах проговорил...
Ему, наконец, было совестно смотреть
в эти чистые детские
глаза, припоминая сцену, когда он обнимал Харитину.
Спокойно посмотрев на сестру своими странными
глазами, Харитина молча ушла
в переднюю, молча оделась и молча вышла на улицу, где ее ждал свой собственный рысак. Она ехала и горько улыбалась. Вот и дождалась награды за свою жалость. «Что же, на свете всегда так бывает», — философствовала она, пряча нос
в новый соболий воротник.
Харитина действительно волновалась, и
в голосе у нее слышались слезы. Галактион сидел с опущенными
глазами, кусая губы.
Галактион был бледен и смотрел на нее остановившимися
глазами, тяжело переводя дух. «Ах, какой он милый! — восхищалась Прасковья Ивановна, сама деспот
в душе. — Это какой-то тигр, а не мужчина!»
Перед Ильиным днем поп Макар устраивал «помочь». На покос выходило до полуторых сот косцов. Мужики любили попа Макара и не отказывались поработать денек. Да и как было не поработать, когда поп Макар крестил почти всех косцов, венчал, а
в будущем должен был похоронить? За
глаза говорили про попа то и се, а на деле выходило другое. Теперь
в особенности популярность попа Макара выросла благодаря свержению ига исправника Полуянова.
Когда писарь вошел
в поповскую горницу, там сидел у стола, схватившись за голову, Галактион. Против него сидели о. Макар и Ермилыч и молча смотрели на него. Завидев писаря, Ермилыч молча показал
глазами на гостя: дескать, человек не
в себе.
Михей Зотыч лежал у себя
в горнице на старой деревянной кровати, покрытой войлоком. Он сильно похудел, изменился, а главное — точно весь выцвел.
В лице не было ни кровинки. Даже нос заострился, и
глаза казались больше.
Как он теперь
в люди
глаза покажет?
Старик опять закричал и затопал ногами, но
в этот критический момент явилась на выручку Анфуса Гавриловна. Она вошла с опущенными
глазами и старалась не смотреть на зятя.
Даже накануне суда Харитина думала не о муже, которого завтра будут судить, а о Галактионе. Придет он на суд или не придет? Даже когда ехала она на суд, ее мучила все та же мысль о Галактионе, и Харитина презирала себя, как соучастницу какого-то непростительного преступления. И все-таки, войдя
в залу суда, она искала
глазами не мужа.
В Полуянове вспыхнула прежняя энергия, и он вступил
в ожесточенный бой с свидетелями, подавляя их своею находчивостью, опытом и смелостью натиска. Потухшие
глаза заблестели, на лице выступили красные пятна, — это был человек, решившийся продать дорого свою жизнь.
— Не
в коня корм, — заметил наставительно писарь. — Конечно, у денег
глаз нет, а все-таки, когда есть, напримерно, свои дети…
Газета
в его
глазах получила значение какой-то карающей судьбы, которая всякого найдет и всякому воздаст по его заслугам.
Галактион больше не разговаривал с ней и старался даже не смотреть
в ее сторону. Но он не мог не видеть Ечкина, который ухаживал за Харитиной с откровенным нахальством. У Галактиона перед
глазами начали ходить красные круги, и он после завтрака решительным тоном заявил Харитине...
Галактион действительно пришел вечером, когда было уже темно.
В первую минуту ей показалось, что он пьян. И
глаза красные, и на ногах держится нетвердо.
Теперь девушке никуда
глаз нельзя показать
в люди.
— Ох, напрасно его
в Сибирь не сослали, — жалел Харитон Артемьич, предчувствуя недоброе. — Еще зарежет с пьяных
глаз.
Спорить и прекословить мужу Анфуса Гавриловна теперь не смела и даже была рада этому, потому что все-таки
в дому был настоящий хозяин, а не прежний пьяница. Хоть на старости лет пожить по-настоящему, как добрые люди живут. Теперь старушка часто ездила навещать Симу, благо мужа не было дома. Там к чему-то околачивалась Харитина. Так и юлит, так и шмыгает
глазами, бесстыжая.
Затем доктор начал замечать за самим собою довольно странную вещь: он испытывал
в присутствии жены с
глазу на
глаз какое-то гнетуще-неловкое чувство, как человек, которого все туже и туже связывают веревками, и это чувство росло, крепло и захватывало его все сильнее.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами на
глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными
глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя
в классной больше дома, чем
в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Чурался Замараевых попрежнему один Харитон Артемьич. Зятя он не пускал к себе на
глаза и говорил, что он только его срамит и что ему низко водить хлеб-соль с ростовщиками. Можно представить себе удивление бывшего суслонского писаря, когда через два года старик Малыгин заявился
в контору самолично.
Когда старик ушел, Замараев долго не мог успокоиться. Он даже закрывал
глаза, высчитывая вперед разные возможности. Что же, деньги сами
в руки идут… Горденек тятенька, — ну, за свою гордость и поплатится. Замараеву даже сделалось страшно, — очень уж легко деньги давались.
Харитине иногда казалось, что сестра ее упорно наблюдает, точно хочет
в чем-то убедиться. Ей делалось жутко от взгляда этих воспаленных
глаз. Виноватой Харитина все-таки себя не чувствовала. Кажется, уж она про все забыла, да и не было ничего такого,
в чем бы можно было покаяться.