Неточные совпадения
— Он и
то с бурачком-то ворожил в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили,
а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку,
а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому… не прост человек.
А в бурачке у него вода…
— Был такой грех, Флегонт Василич… В
том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой,
а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись в горницы,
а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными глазами
то на дочерей,
то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не
то штоб уж совсем на отличку,
а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень,
а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого человека,
а?.. Растерзать тебя мало…
«Вот гостя господь послал: знакомому черту подарить, так назад отдаст, — подумал хозяин, ошеломленный таким неожиданным ответом. — Вот тебе и сват. Ни с которого краю к нему не подойдешь.
То ли бы дело выпили, разговорились, — оно все само бы и наладилось,
а теперь разводи бобы всухую. Ну, и сват, как кривое полено: не уложишь ни в какую поленницу».
Хозяйку огорчало главным образом
то, что гость почти ничего не ел,
а только пробовал. Все свои ржаные корочки сосет да похваливает. Зато хозяин не терял времени и за жарким переехал на херес, — значит, все было кончено, и Анфуса Гавриловна перестала обращать на него внимание. Все равно не послушает после третьей рюмки и устроит штуку. Он и устроил, как только она успела подумать.
— Что же, дело житейское, — наставительно ответил гость и вздохнул. —
А кто осудит,
тот и грех на себя примет, Анфуса Гавриловна.
Он получал свою выгоду и от дешевого и от дорогого хлеба,
а больше всего от
тех темных операций в безграмотной простоватой орде, благодаря которым составилось не одно крупное состояние.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел
то на хозяина,
то на приказчика.
А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков,
а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и
то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось,
а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и на воровские деньги в люди вышел.
— И
то я их жалею, про себя жалею. И Емельян-то уж в годах. Сам не маленький… Ну, вижу, помутился он, тоскует… Ну, я ему раз и говорю: «Емельян, когда я помру, делай, как хочешь. Я с тебя воли не снимаю». Так и сказал.
А при себе не могу дозволить.
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе,
а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он шел опять по Хлебной улице и думал о
том, как здесь все переменится через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто на ключ запер. Ему было все равно: Суслон так Суслон,
а хорошо и на устье. Вот Галактион другое, — у
того что-то было на уме, хотя старик и не выпытывал прежде времени.
Похаять места, конечно, нельзя,
а все-таки не
то, что под Суслоном.
—
А еще
то, родитель, что
ту же бы девушку взять да самому, так оно, пожалуй, и лучше бы было. Это я так, к слову…
А вообще Серафима Харитоновна девица вполне правильная.
Но выкупиться богатому подрядчику из заводской неволи было немыслимо: заводы не нуждались в деньгах, как помещики,
а отпускать от себя богатого человека невыгодно,
то есть богатого по своей крепостной заводской арифметике.
Оказалось, как всегда бывает в таких случаях, что и
того нет, и этого недостает, и третьего не хватает,
а о четвертом и совсем позабыли.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить…
А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не
того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий,
а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Нравился девушкам и другой брат, Емельян. Придет на девичник, сядет в уголок и молчит, как пришитый. Сначала все девушки как-то боялись его,
а потом привыкли и насмелились до
того, что сами начали приставать к нему и свои девичьи шутки шутить.
С другими мужчинами не смели и сотой доли
того сделать,
а жениха даже побаивались, хотя на вид он и казался ласковее.
Сам уж он допился до
того, что не мог отличить водки от воды, чем и пользовались,
а зато любовался подвигами Сашки, получившего сразу кличку «луженого брюха».
— Отлично. Нам веселее… Только вот старичонко-то
того… Я его просто боюся.
Того гляди, какую-нибудь штуку отколет. Блаженный не блаженный,
а около этого. Такие-то вот странники больше по папертям стоят с ручкой.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на
то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости,
а потом все сделает по-своему.
Дело с постройкой мельницы закипело благодаря все
той же энергии Галактиона. Старик чуть не испортил всего, когда пришлось заключать договор с суслонскими мужиками по аренде Прорыва. «Накатился упрямый стих», как говорил писарь. Мужики стояли на своем, Михей Зотыч на своем,
а спор шел из-за каких-то несчастных двадцати пяти рублей.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как
тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие порядки у себя в доме,
а потом в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой,
а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
—
А вот и смею… Не
те времена. Подавайте жалованье, и конец
тому делу. Будет мне терпеть.
— Первое, не есть удобно
то, что Колобовы староверы… да.
А второе, жили мы без них, благодаря бога и не мудрствуя лукаво. У всех был свой кусок хлеба,
а впредь неведомо, что и как.
—
А вы
того не соображаете, что крупчатка хлеб даст народам? — спросил писарь. — Теперь на одной постройке сколько народу орудует,
а дальше — больше. У которых мужичков хлеб-то по три года лежит, мышь его ест и прочее,
а тут на, получай наличные денежки. Мужичок-то и оборотится с деньгами и опять хлебца подвезет.
Начать с
того, что мельницу он считал делом так себе, пока,
а настоящее было не здесь.
— Вот и вышел дурачок,
а еще солдат: жалованье по жалованью. Что заслужишь,
то и получишь.
— Милый, милый! — шептала она в исступлении, закрывая глаза. — Только один раз. Разве
та, другая, умеет любить?
А я-то тосковала по нем, я-то убивалась!
Нужно было сделать решительный шаг в
ту или другую сторону,
а теперь оставалось делать такой вид, что он все принял за глупую выходку и не придает ничему серьезного значения.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал на свадьбу,
а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась
тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
— Да я не о
том, немецкая душа: дело-то ваше неправильное… да. Божий дар будете переводить да черта тешить. Мы-то с молитвой,
а вам наплевать… тьфу!..
Тот красивый подъем всех сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые радости материнства тоже прошли, и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка в Заполье на свадьбу Харитины. В городе все жили и веселились,
а в деревне только со скуки пропадай.
— Ах, папаша, даже рассказывать стыдно,
то есть за себя стыдно. Там настоящие дела делают,
а мы только мух здесь ловим. Там уж вальцовые мельницы строят… Мы на гроши считаем,
а там счет идет на миллионы.
— И
то для вас будет выгоднее, чем сидеть здесь и ждать у моря погоды. Поверьте мне.
А я вас устрою.
Видите, все иностранцы,
то есть не русские фамилии,
а это неудобно.
— Э, дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды,
а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме
того, у вас уже сейчас в коммерческом мире есть свое имя, как дельного человека,
а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
—
А, это ты! — удивился старик. — Вот и отлично. Жернов у нас что-то
того, припадает краем.
Не было
той трактирной роскоши, как у Малыгиных,
а все по-своему.
—
А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около
того, — вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один голову оставил.
— Да я не про
то, что ты с канпанией канпанился, — без этого мужчине нельзя. Вот у Харитины-то что ты столько времени делал? Муж в клубе,
а у жены чуть не всю ночь гость сидит. Я уж раз с пять Аграфену посылала узнавать про тебя. Ох, уж эта мне Харитина!..
А между
тем в
тот же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
Что было тут говорить? Больной несколько раз избавлялся от своих галлюцинаций,
а потом начиналась
та же история.
Эти разговоры кончались обыкновенно
тем, что доктор выходил из себя и начинал ругать Мышникова,
а если был трезв,
то брал шапку и уходил. Прасковья Ивановна провожала его улыбавшимися глазами и только качала своею белокурою головкой.
— Это ваше счастие… да… Вот вы теперь будете рвать по частям, потому что боитесь влопаться,
а тогда,
то есть если бы были выучены, начали бы глотать большими кусками, как этот ваш Мышников… Я знаю несколько таких полированных купчиков, и все на одну колодку… да. Хоть ты его в семи водах мой,
а этой вашей купеческой жадности не отмыть.
Тем и отличаются от деревенских девок, что шляпки носят да рядятся,
а так-то дуры дурами.
Старуха так и не поверила,
а потом рассердилась на хозяина: «Татарина Шахму, кобылятника, принимает,
а этот чем хуже?
Тот десять раз был и как-то пятак медный отвалил, да и
тот с дырой оказался».
—
А между
тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой же человек. Среди евреев есть и дураки и хорошие люди. Одним словом, предрассудок.
А что верно, так это
то, что мы люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто не мешает работать другим.
А если вы не хотите брать богатства, которое лежит вот тут, под носом… Упорно не хотите. И средства есть и энергия,
а только не хотите.