— Конешно, родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом к нам взяли из бедной семьи, как лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и
ту жалеют… Так я говорю, Макар?
Неточные совпадения
— Та-ак-с… — протянул Чебаков и опять переглянулся с Овсянниковым. — Только не рано ли вы радуетесь, Петр Елисеич?.. Как бы не
пожалеть потом…
Старуха Мавра, вместо
того чтобы
пожалеть девку, на нее же взъелась: ты и такая, ты и сякая.
— Ты у меня смотри, сахар… — ласково ворчал Лука Назарыч, грозя Палачу пальцем. — Чурок не
жалей, а
то упустим шахту, так с ней не развяжешься. И ты, Ефим Андреич, не зевай… голубковскую штольню вода возьмет…
Не любила кабатчица вечно канючившую старуху, но слушает-слушает и
пожалеет:
то хлеба даст,
то деньгами ссудит, а сама только вздохнет.
— А ведь ты верно говоришь, — согласился обескураженный Петр Елисеич. — Как это мне самому-то в голову не пришло? А впрочем, пусть их думают, что хотят… Я сказал только
то, что должен был сказать. Всю жизнь я молчал, Самойло Евтихыч, а тут прорвало… Ну, да теперь уж нечего толковать: дело сделано. И я не
жалею.
— Я?.. Как мне не плакать, ежели у меня смертный час приближается?.. Скоро помру. Сердце чует… А потом-то што будет? У вас, у баб, всего один грех, да и с
тем вы не подсобились, а у нашего брата мужика грехов-то
тьма… Вот ты
пожалела меня и подошла, а я што думаю о тебе сейчас?.. Помру скоро, Аглаида, а зверь-то останется… Может, я видеть не могу тебя!..
— Других? Нет, уж извините, Леонид Федорыч, других таких-то вы днем с огнем не сыщете… Помилуйте, взять хоть
тех же ключевлян! Ах, Леонид Федорович, напрасно-с… даже весьма напрасно: ведь это полное разорение. Сила уходит, капитал, которого и не нажить… Послушайте меня, старика, опомнитесь. Ведь это похуже крепостного права, ежели уж никакого житья не стало… По душе надо сделать… Мы наказывали, мы и
жалели при случае. Тоже в каждом своя совесть есть…
Вправду ли Иоанн не ведал о смерти Серебряного или притворился, что не ведает, чтоб этим показать, как мало он дорожит теми, кто не ищет его милости, бог весть! Если же в самом деле он только теперь узнал о его участи,
то пожалел ли о нем или нет, это также трудно решить; только на лице Иоанна не написалось сожаления. Он, по-видимому, остался так же равнодушен, как и до полученного им ответа.
Сегодня утром выражал о сем мирителю Порохонцеву большое сожаление, но он сказал, что по-ихнему, по-полковому, не надо о
том жалеть, когда, подпивши, целуешься, ибо это всегда лучше, чем выпив да подерешься.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния,
то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Я о
том жалею, моя голубонька, что не знаю того, кто был, лютый враг мой, причиною твоей смерти.
Неточные совпадения
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // —
Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О
том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. //
То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с
тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не
жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
— Нет, право, я иногда
жалею, что послушалась мама. Как бы хорошо было в деревне! А
то я вас всех измучала, и деньги мы тратим…
«Кити!
та самая Кити, в которую был влюблен Вронский, — подумала Анна, —
та самая, про которую он вспоминал с любовью. Он
жалеет, что не женился на ней. А обо мне он вспоминает с ненавистью и
жалеет, что сошелся со мной».
Долли была в отчаяньи, ненавидела мужа, презирала,
жалела, решалась развестись, отказать, но кончила
тем, что согласилась продать часть своего имения.