Неточные совпадения
Между скитом Фаины и скитом Енафы шла давнишняя «пря», и теперь мать Енафа задалась целью влоск уничтожить Фаину с ее головщицей. Капитолина была
рябая девка с длинным носом и левое плечо у ней было выше, а Аглаида красавица — хоть
воду у ней с лица пей. Последнего, конечно, Енафа не говорила своей послушнице, да и торопиться было некуда: пусть исправу сперва примет да уставы все пройдет, а расчет с Фаиной потом. Не таковское дело, чтобы торопиться.
Чуть лёгкий ветерок подёрнет
рябью воду, // Ты зашатаешься, начнёшь слабеть // И так нагнёшься сиротливо, // Что жалко на тебя смотреть.
Все более живой и крупной становилась
рябь воды в чане, ярче — пятно света на ней, — оно дробилось; Самгин снова видел вихорек в центре темного круга на воде, не пытаясь убедить себя в том, что воображает, а не видит.
Какой-то болезненный, дрожащий, сумрачный отпечаток испуга и тревоги отпечатлевался не только на лицах, но как будто на самом городе, на камнях, на зданиях, на стеклах, в самих улицах, в свинцовой
ряби вод!..
Неточные совпадения
Он сидел неподвижно, точно окаменев, шевелились только кисти его рук, казалось, что весла действуют сами, покрывая
воду шелковой
рябью.
В щель, в глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина. Глаза его прикованно остановились на светлом круге
воды в чане, —
вода покрылась
рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а темное пятно в центре казалось неподвижным и уже не углубленным, а выпуклым. Самгин смотрел на это пятно, ждал чего-то и соображал:
Серые облака поднялись из-за деревьев,
вода потеряла свой масляный блеск, вздохнул прохладный ветер, покрыл пруд мелкой
рябью, мягко пошумел листвой деревьев, исчез.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть
рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная на берег лодка, уткнувшись одним концом в
воду, другим в песок.
Помню я этого Терентьева, худощавого,
рябого, лихого боцмана, всегда с свистком на груди и с линьком или лопарем в руках. Это тот самый, о котором я упоминал в начале путешествия и который угощал моего Фаддеева то линьком, то лопарем по спине, когда этот последний, радея мне (без моей просьбы, а всегда сюрпризом), таскал украдкой пресную
воду на умыванье, сверх положенного количества, из систерн во время плавания в Немецком море.