Неточные совпадения
К крепостным детям
были поставлены дорогие учителя, и вообще они воспитывались в прекрасной обстановке, что не помешало Пете Мухину сделать
последнюю отчаянную попытку к бегству.
Еще
был бы служащий или просто попал куда «на доходы», как лесообъездчик Макар, тогда другое дело, а то учитель —
последнее дело.
До Самосадки
было верст двадцать с небольшим. Рано утром дорожная повозка, заложенная тройкой, ждала у крыльца господского дома. Кучер Семка несколько раз принимался оправлять лошадей, садился на козла, выравнивал вожжи и вообще проделывал необходимые предварительные церемонии настоящего господского кучера. Антип и казачок Тишка усердно ему помогали. Особенно хлопотал
последний: он выпросился тоже ехать на пристань и раз десять пробовал свое место рядом с Семкой, который толкал его локтем.
Обедали все свои. В дальнем конце стола скромно поместилась Таисья, а с ней рядом какой-то таинственный старец Кирилл. Этот
последний в своем темном раскольничьем полукафтанье и с подстриженными по-раскольничьи на лбу волосами невольно бросался в глаза. Широкое, скуластое лицо, обросшее густою бородой, с плутоватыми темными глазками и приплюснутым татарским носом,
было типично само по себе, а пробивавшаяся в темных волосах седина придавала ему какое-то иконное благообразие.
Все
были уверены вперед, что круг унесет Матюшка Гущин, который
будет бороться
последним. Он уже раза два уносил круг, и обе стороны оставались довольны, потому что каждая считала Матюшку своим: ключевляне — потому, что Матюшка родился и вырос в Ключевском, а самосадские — потому, что он жил сейчас на Самосадке.
Не велики
были достатки у Чеботаревых, да солдатка Аннушка
была добрая душа и готова отдать
последнее.
Наташка, однако, крепилась из
последнего, крепилась, может
быть, потому, что из гордости не хотела поддаться дешевому соблазну.
Но, с другой стороны, ей
было до смерти жаль мальчика, эту
последнюю надежду и будущую опору семьи.
Мурмосские служащие для Нюрочки оставались чужими людьми, а двое
последних были уже своими.
Петр Елисеич только сейчас понял, зачем оставался Груздев: именно ему нужно
было предупредить его, и он сделал это в самую
последнюю минуту, как настоящий закоснелый самосадский кержак.
Это хорошее настроение нарушено
было только в
последнюю минуту изменой Деяна Поперешного, который «сдыгал», сказавшись больным.
Одним словом, все устроилось помаленьку, и Петр Елисеич с каким-то страхом ждал наступления того рокового момента, когда
будет поставлен
последний стул и вообще нечего
будет делать.
Между скитом Фаины и скитом Енафы шла давнишняя «пря», и теперь мать Енафа задалась целью влоск уничтожить Фаину с ее головщицей. Капитолина
была рябая девка с длинным носом и левое плечо у ней
было выше, а Аглаида красавица — хоть воду у ней с лица
пей.
Последнего, конечно, Енафа не говорила своей послушнице, да и торопиться
было некуда: пусть исправу сперва примет да уставы все пройдет, а расчет с Фаиной потом. Не таковское дело, чтобы торопиться.
С
последним зимним путем скиты разобщались с остальным миром до Петрова дня, — горами и болотами весной не
было проезжей дороги.
До Петрова дня оставались еще целые сутки, а на росстани народ уже набирался. Это
были все дальние богомольцы, из глухих раскольничьих углов и дальних мест. К о. Спиридонию шли благочестивые люди даже из Екатеринбурга и Златоуста, шли целыми неделями. Ключевляне и самосадчане приходили
последними, потому что не боялись опоздать. Это
было на руку матери Енафе: она побаивалась за свою Аглаиду… Не вышло бы чего от ключевлян, когда узнают ее. Пока мать Енафа мало с кем говорила, хотя ее и знали почти все.
Все эти несчастия совершатся постепенно, по мере того как
будут «возглашать» восемь труб, а когда возгласит
последняя, восьмая труба, «вся тварь страхом восколеблется и преисподняя вострепещет», а земля выгорит огнем на девять локтей.
В писании сказано: имущие жены в
последнее время
будут яко неимущие; значит, жена грех, а про сестру ничего в писании не сказано.
— Да, я теперь понимаю вас… У вас
есть свой мирок, в котором вы живете. Понимаю и то, почему вы в
последнее время заметно отвернулись от меня.
Заработков не
было, и проедали
последнее.
Тит совершенно растерялся и не мог вымолвить ни одного слова. Он только показывал рукой в магазин… Там над прилавком, где в потолочине
были на толстом железном крюке прилажены весы, теперь висела в петле Домнушка. Несчастная баба хоть своею смертью отомстила солдату за свой
последний позор.
Но прежде еще, нежели жиды собрались с духом отвечать, Тарас заметил, что у Мардохая уже не
было последнего локона, который хотя довольно неопрятно, но все же вился кольцами из-под яломка его. Заметно было, что он хотел что-то сказать, но наговорил такую дрянь, что Тарас ничего не понял. Да и сам Янкель прикладывал очень часто руку ко рту, как будто бы страдал простудою.