—
Как бы не так!.. Тоже и старцы ущитились, ну, да в лесу, известно, один Микола бог… Троих, сказывают, старичков порешили лесообъездчики, а потом стащили в один скиток и скиток подпалили. Одни угольки остались… Кто их в лесу-то видел? Да и народ все такой, за которого и ответу нет: бродяги, беглые солдаты, поселенцы. Какой за них ответ? Все равно как лесной зверь, так и они.
Неточные совпадения
— Кабы земля,
так как бы не жить. Пашни
бы разбили, хлеб стали
бы сеять, скотину держать. Все повернулось
бы на настоящую хрестьянскую руку… Вон из орды когда хрестьяны хлеб привозят к нам на базар,
так, слышь,
не нахвалятся житьем-то своим: все у них свое.
— Спесивая стала, Наташенька… Дозваться я
не могла тебя,
так сама пошла: солдатке
не до спеси. Ох, гляжу я на тебя,
как ты маешься,
так вчуже жаль… Кожу
бы с себя ровно сняла да помогла тебе! Вон Горбатые
не знают, куда с деньгами деваться, а нет, чтобы послали хоть кобылу копны к зароду свозить.
— На перепутье завернули! — объясняла Таисья уклончиво. — Мне
бы с тобой словечком перемолвиться, Аника Парфеныч. Вишь,
такое дело доспело, што надо в Заболотье проехать…
Как теперь болотами-то: поди, еще
не промерзли?
— Ихнее дело, матушка, Анфиса Егоровна, — кротко ответила Таисья, опуская глаза. —
Не нам судить ихние скитские дела… Да и деваться Аграфене некуда, а там все-таки исправу примет. За свой грех-то муку получать… И сама
бы я ее свезла, да никак обернуться нельзя: первое дело, брательники на меня накинутся, а второе — ущитить надо снох ихних.
Как даве принялись их полоскать — одна страсть…
Не знаю, застану их живыми аль нет. Бабенок-то тоже надо пожалеть…
— Вот ты и осудил меня, а
как в писании сказано: «Ты кто еси судий чуждему рабу: своему господеви стоишь или падаешь…» Так-то, родимые мои! Осудить-то легко, а того вы
не подумали, что к мирянину приставлен всего один бес, к попу — семь бесов, а к чернецу — все четырнадцать. Согрели
бы вы меня лучше водочкой, чем непутевые речи заводить про наше иноческое житие.
— Так-то оно
так, а кто твой проект читать будет? Лука Назарыч… Крепостное право изничтожили, это ты правильно говоришь, а Лука Назарыч остался… Старухи
так говорят: щука-то умерла, а зубы остались… Смотри,
как бы тебе благодарность из Мурмоса кожей наоборот
не вышла. Один Овсянников чего стоит… Они попрежнему гнут, чтобы вольного-то мужика в оглобли завести, а ты дровосушек да кричных мастеров здесь жалеешь. А главная причина. Лука Назарыч обидится.
— Свисток-то? А я тебе вот што скажу: лежу я это утром, а
как он загудит — и шабаш. Соскочу и
не могу больше спать, хоть зарежь. Жилы он из меня тянет.
Так бы вот, кажется, горло ему перервал…
Про черный день у Петра Елисеича было накоплено тысяч двенадцать, но они давали ему очень немного. Он
не умел купить выгодных бумаг, а чтобы продать свои бумаги и купить новые — пришлось
бы потерять очень много на комиссионных расходах и на разнице курса. Предложение Груздева пришлось ему по душе. Он доверялся ему вполне. Если что его и смущало,
так это груздевские кабаки. Но ведь можно уговориться, чтобы он его деньги пустил в оборот по другим операциям,
как та же хлебная торговля.
— Ох, согрешила я, грешная… Разе вот дорогой промнусь,
не будет ли от этого пользы. Денька три, видно, придется вплотную попостовать… Кирилл-то по болотам нас поведет,
так и это способствует. Тебе
бы, Аглаидушка, тоже
как позаботиться: очень уж ты из лица-то бела.
Из волости Тит пошел домой. По дороге его
так и тянуло завернуть к Рачителихе, чтобы повидаться с своими, но в кабаке уж очень много набилось народу. Пожалуй, еще какого-нибудь дурна
не вышло
бы,
как говорил старый Коваль. Когда Тит проходил мимо кабака, в открытую дверь кто-то крикнул...
— Сейчас об этом
не следует думать, — серьезно ответила Нюрочка. — Волнение повредит… Вы еще
так молоды, вся жизнь впереди, и только явилось
бы желание исправиться! Сознание — уже половина исправления,
как говорит папа.
— Мы-то в уме, а вот
как вы спихиваться будете с Леонидом-то Федоровичем… Он нас достиг,
так теперь пусть сам управляется. Когда еще чужестранный народ наберется, а полая вода сойдет.
Как бы вы на сухом берегу
не остались.
—
Не было
бы, родимый мой… Все равно,
как пустой дам: стоит и сам валится. Пока живут — держится, а запустел — и конец. Ежели здорового человека, напримерно, положить в лазарет,
так он беспременно помрет…
Так и это дело.
— И нравственности по Домострою [«Домострой» — русский письменный памятник XVI века, содержащий свод правил религиозного, семейно-бытового и общественного поведения. «Домострой» стал символом домашнего деспотизма родителей, темных и отсталых понятий.], вы думаете?
Как бы не так, — возразил Салов, — вы знаете ли, что у многих из сих милых особ почти за правило взято: любить мужа по закону, офицера — для чувств, кучера — для удовольствия.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё
бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате
такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно
бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто
бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто
такой, что
такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что
такое значит «прикажете принять».
Городничий. Мотает или
не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте
так, чтобы все было прилично: колпаки были
бы чистые, и больные
не походили
бы на кузнецов,
как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь,
как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а
не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая, что еще можно
бы… Нет, я
не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.