Неточные совпадения
Маленькая Нюрочка занимала свой обычный пост на лестнице и со
страхом и любопытством смотрела на дурочку, которая
в окошко плевала на дразнившего ее Васю Груздева.
Нюрочка увидала его уже
в саду; он опять кривлялся и показывал ей язык, а она только сейчас поняла свою полную беспомощность, и давешний
страх опять охватил ее.
Оленка, красивая и глазастая девочка, одетая
в сарафан из дешевенького ситца, со
страхом смотрела на Таисью. Нюрочке очень хотелось подойти к ней и заговорить, но она боялась загулявшего Никитича.
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены, опустив глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от
страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча… Один Илюшка посматривал на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только одну смешную сторону
в унижении Груздева. Заболотский инок посмотрел кругом удивленными глазами, расслабленно опустился на свое место и, закрыв лицо руками, заплакал с какими-то детскими всхлипываниями.
Вася едва вывернулся из Таисьиных рук и, как бомба, вылетел
в открытую дверь. Нюрочка со
страху прижалась
в угол и не смела шевельнуться. Таисья обласкала Оленку, отвязала и, погладив ее по головке, сунула ей прямо
в рот кусок пирожного. Оленка принялась жевать его, глотая слезы.
На полатях лежал Заболотский инок Кирилл, который частенько завертывал
в Таисьину избушку. Он наизусть знал всю церковную службу и наводил на ребят своею подавляющею ученостью панический
страх. Сама Таисья возилась около печки с своим бабьим делом и только для острастки появлялась из-за занавески с лестовкой
в руках.
Рядом с ней сидела Аграфена, одетая по-зимнему,
в нагольный тулуп. Она замерла от
страха и все прислушивалась, нет ли погони.
Аграфена даже вскрикнула от
страха, но смиренный инок Кирилл был тут, — он ходил по дороге и высматривал что-то
в снегу.
Когда догорят дрова, опять будет темно, и Аграфена со
страхом думала о том моменте, когда останется
в темноте со старцем с глазу на глаз.
— Вот я то же самое думаю и ничего придумать не могу. Конечно,
в крепостное время можно было и сидя
в Самосадке орудовать… А вот теперь почитай и дома не бываю, а все
в разъездах. Уж это какая же жизнь… А как подумаю, что придется уезжать из Самосадки, так даже оторопь возьмет. Не то что жаль насиженного места, а так… какой-то
страх.
Нюрочка даже вскрикнула со
страха. Это был Вася, подъехавший верхом на гнедом иноходце. Он держался
в седле настоящим молодцом, надвинув черную шапочку из мерлушки-каракулки на ухо. Синий бешмет перехвачен был кавказским серебряным поясом.
Любопытство Нюрочки было страшно возбуждено, и она, преодолевая
страх, спустилась на половину лестницы
в кухню.
Тупая ненависть охватывала Макара, когда он видел жену, и не раз у него мелькала
в голове мысль покончить с ней разом, хотя от этого его удерживал
страх наказания.
Душа изболела
в грехе, изнемогло тело, а впереди
страх и скрежет зубовный.
— Святыми бывают после смерти, когда чудеса явятся, а живых подвижников видывала… Удостоилась видеть схимника Паисия, который спасался на горе Нудихе. Я тогда
в скитах жила… Ну,
в лесу его и встретила: прошел от меня этак будет как через улицу. Борода уж не седая, а совсем желтая, глаза опущены, — идет и молитву творит. Потом уж он
в затвор сел и не показывался никому до самой смерти… Как я его увидела, так со
страху чуть не умерла.
Тит только качал головой. Татьяна теперь была
в доме большухой и всем заправляла. Помаленьку и Тит привык к этому и даже слушался Татьяны, когда речь шла о хозяйстве. Прежней забитой бабы точно не бывало. Со
страхом ждала Татьяна момента, когда Макар узнает, что Аграфена опять поселилась
в Kepжацком конце. Когда Макар вернулся из лесу, она сама первая сказала ему это. Макар не пошевелился, а только сдвинул сердито брови.
Петр Елисеич без шапки бегом бросился к конторе и издали еще махал руками мужикам, чтобы несли больного
в господский дом. Голиковский дождался, пока принесли «убившегося»
в сарайную к Сидору Карпычу, и с удивлением посмотрел на побелевшую от
страха Нюрочку.
Неточные совпадения
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек!
В жисть не был
в присутствии такой важной персоны, чуть не умер со
страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой
в рассуждении чина?
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так он и
в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло
страхом.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова.
Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Читая эти письма, Грустилов приходил
в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой,
страх чертей — все это производило
в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался
в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
Так, например, наверное обнаружилось бы, что происхождение этой легенды чисто административное и что Баба-яга была не кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения
в обывателях спасительного
страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца поевши".