Неточные совпадения
Что касается семейной жизни,
то на нее полагалось
время от двух часов ночи, когда Хиония Алексеевна возвращалась под свою смоковницу из клуба или гостей, до десяти часов утра, когда она вставала с постели.
Это мимолетное детское воспоминание унесло Привалова в
то далекое, счастливое
время, когда он еще не отделял себя от бахаревской семьи.
Бахарев воспользовался случаем выслать Привалова из кабинета, чтобы скрыть овладевшее им волнение; об отдыхе, конечно, не могло быть и речи, и он безмолвно лежал все
время с открытыми глазами. Появление Привалова обрадовало честного старика и вместе с
тем вызвало всю желчь, какая давно накопилась у него на сердце.
Жизнь оставалась еще впереди, для нее откладывалось
время год за годом, а между
тем приходилось уже вычеркивать из этой жизни целых тридцать лет.
Это была полная чаша во вкусе
того доброго старого
времени, когда произвол, насилия и все темные силы крепостничества уживались рядом с самыми светлыми проявлениями человеческой души и мысли.
Мы уже сказали, что у Гуляева была всего одна дочь Варвара, которую он любил и не любил в одно и
то же
время, потому что это была дочь, тогда как упрямому старику нужен был сын.
И в
то же
время в
том же самом доме в тайных молельнях совершалась постоянная раскольничья служба.
Сергей Привалов прожил в бахаревском доме до пятнадцати лет, а затем вместе с своим другом Костей был отправлен в Петербург, где и прожил безвыездно до настоящего
времени,
то есть больше пятнадцати лет.
Таким образом сделалось всем известно, что Привалов провел в Петербурге очень бурную молодость в среде jeunesse doree самой высшей пробы; подробно описывали наружность его любовниц с стереотипными французскими кличками,
те подарки, которые они в разное
время получали от Привалова в форме букетов из сторублевых ассигнаций, баснословной величины брильянтов, целых отелей, убранных с княжеской роскошью.
Дом Колпаковой представлял собой совершенную развалину; он когда-то был выстроен в
том помещичьем вкусе, как строили в доброе старое
время Александра I.
«Чему она так радуется?» — думал Привалов и в
то же
время чувствовал, что любит эту добрую Павлу Ивановну, которую помнил как сквозь сон.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в
то же
время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
«Ну, теперь запел Лазаря», — заметил про себя Веревкин. — То-то обрадуете эту провинцию всесословной волостью, мекленбургскими порядками [Мекленбург — немецкая провинция, в которой долгое
время сохранялись средневековые сословные порядки.] да поземельной аристократией…
Оскар Филипыч уже совсем не походил на
тех дельцов, с какими Половодову до настоящего
времени приходилось иметь дело.
— Но можно устроить так, что вы в одно и
то же
время освободитесь от Ляховского и ни на волос не будете зависеть от наследников… Да.
— Позвольте… Главное заключается в
том, что не нужно терять дорогого
времени, а потом действовать зараз и здесь и там. Одним словом, устроить некоторый дуэт, и все пойдет как по нотам… Если бы Сергей Привалов захотел, он давно освободился бы от опеки с обязательством выплатить государственный долг по заводам в известное число лет. Но он этого не захотел сам…
Из-за этого и дело затянулось, но Nicolas может устроить на свой страх
то, чего не хочет Привалов, и тогда все ваше дело пропало, так что вам необходим в Петербурге именно такой человек, который не только следил бы за каждым шагом Nicolas, но и парализовал бы все его начинания, и в
то же
время устроил бы конкурс…
Вот Зося Ляховская,
та, конечно, могла выполнить и не такую задачу, но ее просто немыслимо привязать к такому делу, да притом в последнее
время она какая-то странная стала, совсем кислая».
Привалов переменил фрак на сюртук и все
время думал о
том, что не мистифицирует ли его Виктор Васильич.
По наружному виду едва ли можно было определить сразу, сколько лет было Ляховскому, — он принадлежал к разряду
тех одеревеневших и высохших, как старая зубочистка, людей, о которых вернее сказать, что они совсем не имеют определенного возраста, всесокрушающее колесо
времени катится, точно минуя их.
— Нет, батенька, едемте, — продолжал Веревкин. — Кстати, Тонечка приготовила такой ликерчик, что пальчики оближете. Я ведь знаю, батенька, что вы великий охотник до таких ликерчиков. Не отпирайтесь, быль молодцу не укор. Едем сейчас же,
время скоротечно. Эй, Ипат! Подавай барину одеваться скорее, а
то барин рассердится.
— Для вас прежде всего важно выиграть
время, — невозмутимо объяснял дядюшка, — пока Веревкин и Привалов будут хлопотать об уничтожении опеки, мы устроим самую простую вещь — затянем дело. Видите ли, есть в Петербурге одна дама. Она не куртизанка, как принято понимать это слово, вот только имеет близкие сношения с
теми сферами, где…
Мало-помалу Привалов вошел в
тот мир, в каком жила Верочка, и он часто думал о ней: «Какая она славная…» Надежда Васильевна редко показывалась в последнее
время, и если выходила,
то смотрела усталою и скучающею. Прежних разговоров не поднималось, и Привалов уносил с собой из бахаревского дома тяжелое, неприятное раздумье.
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги, если бы мое
время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на
том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще в банке скажут: может, и поверят. А если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
А Привалов в это
время, по мнению Хионии Алексеевны, лишился последних признаков человеческой мысли, доказательством чему, во-первых, служило
то, что он свел самое компрометирующее знакомство с каким-то прасолом Нагибиным, настоящим прасолом, который сидел в мучной лавке и с хлыстом бегал за голубями.
Привалов действительно в это
время успел познакомиться с прасолом Нагибиным, которого ему рекомендовал Василий Назарыч. С ним Привалов по первопутку исколесил почти все Зауралье, пока не остановился на деревне Гарчиках, где заарендовал место под мельницу, и сейчас же приступил к ее постройке,
то есть сначала принялся за подготовку необходимых материалов, наем рабочих и т. д.
Время незаметно катилось в этой суете, точно Привалов хотел себя вознаградить самой усиленной работой за полгода бездействия.
«Вот они, эти исторические враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, — думал Привалов, когда смотрел на башкир. — Они даже не знают о
том славном
времени, когда башкиры горячо воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия истории!»
— Лоскутов? Гм. По-моему, это — человек, который родился не в свое
время. Да… Ему негде развернуться, вот он и зарылся в книги с головой. А между
тем в другом месте и при других условиях он мог бы быть крупным деятелем… В нем есть эта цельность натуры, известный фанатизм — словом, за такими людьми идут в огонь и в воду.
Конечно, были попытки и раньше в этом направлении, но я разбираю ваш проект по отношению к настоящему
времени, к выбранному месту и
тем средствам, какими вы располагаете.
— Вы забываете, что
время не ждет, а пока мы будем заниматься такой подготовкой, удобный случай будет упущен навсегда. Форма моего предприятия будет служить только временными лесами и вместе с
тем школой. А дальше
время и обстоятельства покажут, что придется изменить или оставить совсем.
Ипат, кажется, не разделял веселых чувств своего барина и все
время тяжело вздыхал, пока помогал барину одеваться,
то есть ронял вещи, поднимал их, задевал ногами за мебель и т. д.
Это был
тот кризис, которого с замирающим сердцем ждал доктор три недели. Утром рано, когда Зося заснула в первый раз за все
время своей болезни спокойным сном выздоравливающего человека, он, пошатываясь, вошел в кабинет Ляховского.
— Если человек, которому я отдала все, хороший человек,
то он и так будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне же лучше: я всегда могу уйти от него, и моих детей никто не смеет отнять от меня!.. Я не хочу лжи, папа… Мне будет тяжело первое
время, но потом все это пройдет. Мы будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты увидишь все и простишь меня.
Публика начала съезжаться на воды только к концу мая. Конечно, только половину этой публики составляли настоящие больные, а другая половина ехала просто весело провести
время,
тем более что летом жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.
Ему не перенести такого позора, и если он не умрет до суда,
то умрет во
время самого суда.
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с
той быстротой, какая возможна только в золотопромышленном деле. В течение весны и лета он заработал крупную деньгу, и его фонды в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее
время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
— Как жестоко можно ошибиться в людях, даже в самых близких, — меланхолически говорила она Зосе. — Я, например, столько
времени считала Александра Павлыча самым отчаянным гордецом, а между
тем оказывается, что он совсем не гордец. Или взять Сергей Александрыча… Ах, mon ange, сколько мы, женщины, должны приносить жертв этим отвратительным эгоистам мужчинам!..
—
То есть как тебе сказать; ведь мы, собственно, не ссорились, так что и мириться нечего было. Просто приехал к родителю, и вся недолга. Он сильно переменился за это
время…
Чтобы хоть как-нибудь убить свободное
время, которое иногда начинало просто давить Привалова, он стал посещать Общественный клуб — собственно,
те залы, где шла игра.
Вообще в результате получился
тот вывод, что необходимо бежать из Узла, хотя на
время.
Для этих мыслей у Надежды Васильевны теперь оставалось много свободного
времени: болезнь мужа оторвала ее даже от
того мирка, с которым она успела сжиться на приисках.
Не прошло недели деревенского житья, как Надежда Васильевна почувствовала уже, что
времени у нее не хватает для самой неотступной работы, не говоря уже о
том, что было бы желательно сделать. Приходилось, как говорится, разрываться на части, чтобы везде поспеть: проведать опасную родильницу, помочь нескольким больным бабам, присмотреть за выброшенными на улицу ребятишками… А там уже до десятка белоголовых мальчуганов и девчонок исправно являлись к Надежде Васильевне каждое утро, чтобы «происходить грамоту».
Надежда Васильевна почувствовала, что вот теперь-то и начнется
то тяжелое объяснение, которого она так боялась все
время. Она даже побледнела вся и опустила глаза.