Неточные совпадения
Хиония Алексеевна прошла в небольшую угловую комнату, уставленную старинной мебелью и разными поставцами
с серебряной посудой и
дорогим фарфором.
В переднем углу, в золоченом иконостасе, темнели образа старинного письма; изможденные, высохшие лица угодников,
с вытянутыми в ниточку носами и губами,
с глубокими морщинами на лбу и под глазами, уныло глядели из
дорогих золотых окладов, осыпанных жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами.
Ведь каждый час
дорог, а я вот пачкаюсь здесь
с докторами.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних дней.
Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась в глаза после скромной обстановки кабинета. В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и он
с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Эта похвала заставила Марью Степановну даже покраснеть; ко всякой старине она питала нечто вроде благоговения и особенно дорожила коллекцией старинных сарафанов, оставшихся после жены Павла Михайловича Гуляева «
с материной стороны». Она могла рассказать историю каждого из этих сарафанов, служивших для нее живой летописью и биографией давно умерших
дорогих людей.
С появлением девушек в комнату ворвались разные детские воспоминания, которые для постороннего человека не имели никакого значения и могли показаться смешными, а для действующих лиц были теперь особенно
дороги.
С своей стороны он желал дать им лучшее образование, поставить на
дорогу, а там — как знают.
Он как-то сразу полюбил свои три комнатки и
с особенным удовольствием раскрыл дорожный сундук, в котором у него лежали самые
дорогие вещи, то есть портрет матери, писанный масляными красками, книги и деловые бумаги.
Под некоторыми иконами висели богатые пелены
с золотыми крестами и
дорогим шитьем по углам; на маленьком столике, около самого аналоя, дымилась серебряная кацея.
На прощанье Агриппина Филипьевна даже
с некоторой грустью дала заметить Привалову, что она, бедная провинциалка, конечно, не рассчитывает на следующий визит
дорогого гостя, тем более что и в этот успела наскучить, вероятно, до последней степени; она, конечно, не смеет даже предложить столичному гостю завернуть как-нибудь на один из ее четвергов.
— Позвольте… Главное заключается в том, что не нужно терять
дорогого времени, а потом действовать зараз и здесь и там. Одним словом, устроить некоторый дуэт, и все пойдет как по нотам… Если бы Сергей Привалов захотел, он давно освободился бы от опеки
с обязательством выплатить государственный долг по заводам в известное число лет. Но он этого не захотел сам…
— Надеюсь, что мы
с вами сойдемся,
дорогой дядюшка, — говорил Половодов, провожая гостя до передней.
«Уж не болен ли, говорит, Сереженька
с дороги-то, или, может, на нас сердится…» А я ей прямо так и сказал: «Вздор, за задние ноги приволоку тебе твоего Сереженьку…» Нет, кроме шуток, едем поскорее, мне, право, некогда.
По
дороге Половодов встретил смазливую горничную в белом фартуке
с кружевами; она бойко летела
с серебряным подносом, на котором стояли пустые чашки из-под кофе.
— Кто у барышни? — спросил Половодов, загораживая
дорогу и стараясь ухватить двумя пальцами горничную за подбородок
с ямочкой посредине.
Везде стояла старинная мебель красного дерева
с бронзовыми инкрустациями,
дорогие вазы из сибирской яшмы, мрамора, малахита, плохие картины в тяжелых золоченых рамах, — словом, на каждом шагу можно было чувствовать подавляющее влияние самой безумной роскоши.
Всю
дорогу Веревкин болтал, как школьник. Это веселое настроение подействовало заразительно и на Привалова. Только когда они проезжали мимо бахаревского дома, Привалову сделалось как-то немного совестно — совестно без всякой видимой причины. Он заранее чувствовал на себе полный немого укора взгляд Марьи Степановны и мысленно сравнил Надю
с Антонидой Ивановной, хотя это и были несравнимые величины.
— Не беспокойтесь и не сомневайтесь,
дорогой Игнатий Львович. Вы можете быть совершенно откровенны
с Оскаром Филипычем: я объяснил ему все относительно приваловской опеки…
— Ах, я совсем заболталась
с вами, Марья Степановна, — спохватилась Хина, допивая чашку. — Мне еще нужно поспеть сегодня в десять мест… До свидания,
дорогая Марья Степановна!..
Данилушку он видел точно в тумане и теперь шел через столовую по мягкой тропинке
с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать знакомый шорох платья, боялся звуков
дорогого голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд той, которая для него навсегда была потеряна.
Весь бахаревский дом казался ему могилою, в которой было похоронено все самое
дорогое для него, а вместе
с ним и его собственное сердце…
Давно ли вся эта комната была для него
дорогим уголком, и он все любил в ней, начиная
с обоев и кончая геранями и белыми занавесками в окнах.
— Понимаю, Надя, все понимаю, голубчик. Да бывают такие положения, когда не из чего выбирать. А у меня
с Ляховским еще старые счеты есть кое-какие. Когда он приехал на Урал, гол как сокол, кто ему дал возможность выбиться на
дорогу? Я не хочу приписывать все себе, но я ему помог в самую трудную минуту.
Тут было достаточно всего: и узкоколейные железные
дороги, которыми со временем будет изрезан весь округ Шатровских заводов, и устройство бессемеровского способа производства стали, и переход заводов
с древесного топлива на минеральное, и горячее дутье в видах «улавливания газов и утилизации теряющегося жара» при нынешних системах заводских печей, и т. д.
Только
с двумя привычками Зося была не в силах расстаться: это со своими лошадьми и
с тысячью тех милых, очень
дорогих и совершенно ненужных безделушек, которыми украшены были в ее комнате все столы, этажерки и даже подоконники.
Появилось откуда-то шампанское. Привалова поздравляли
с приездом, чокались бокалами, высказывали самые лестные пожелания. Приходилось пить, благодарить за внимание и опять пить. После нескольких бокалов вина Привалов поднялся из-за стола и, не обращая внимания на загораживавших ему
дорогу новых друзей, кое-как выбрался из буфета.
— Ну, брат, шалишь: у нее сегодня сеанс
с Лепешкиным, — уверял «Моисей», направляясь к выходу из буфета;
с половины
дороги он вернулся к Привалову, долго грозил ему пальцем, ухмыляясь глупейшей пьяной улыбкой и покачивая головой, и, наконец, проговорил: — А ты, брат, Привалов, ничего… Хе-хе! Нет, не ошибся!.. У этой Тонечки, черт ее возьми, такие амуры!.. А грудь?.. Ну, да тебе это лучше знать…
Наконец девушка решилась объясниться
с отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в кабинет к отцу. По
дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом, из которого только что вынесли
дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано ни одного слова, точно она совсем не существовала на свете. Привалов в первый раз почувствовал
с болью в сердце, что он чужой в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным комнатам, он
с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это бывает после смерти близкого человека.
В своей полувосточной обстановке Зося сегодня была необыкновенно эффектна. Одетая в простенькое летнее платье, она походила на
дорогую картину, вставленную в пеструю раму бухарских ковров. Эта смесь европейского
с среднеазиатским была оригинальна, и Привалов все время, пока сидел в коше, чувствовал себя не в Европе, а в Азии, в этой чудной стране поэтических грез, волшебных сказок, опьяняющих фантазий и чудных красавиц. Даже эта пестрая смесь выцветших красок на коврах настраивала мысль поэтическим образом.
Подъезжая еще к Ирбиту, Привалов уже чувствовал, что ярмарка висит в самом воздухе.
Дорога была избита до того, что экипаж нырял из ухаба в ухаб, точно в сильнейшую морскую качку. Нервные люди получали от такой езды морскую болезнь. Глядя на бесконечные вереницы встречных и попутных обозов, на широкие купеческие фуры, на эту точно нарочно изрытую
дорогу, можно было подумать, что здесь только что прошла какая-то многотысячная армия
с бесконечным обозом.