Неточные совпадения
Это мимолетное детское воспоминание унесло Привалова в то далекое, счастливое время, когда он еще не отделял
себя от бахаревской семьи.
Александр Привалов слишком долго ждал и слишком много выносил
от своего тестя, чтобы теперь не вознаградить
себя сторицей.
Со стороны даже было противно смотреть, как она нарочно старалась держаться в стороне
от Привалова, чтобы разыграть из
себя театральную ingenue, а сама то ботинок покажет Привалову из-под платья, то глазами примется работать, как последняя горничная.
Эти разговоры с дочерью оставляли в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить в
себе то шуткой, то усиленными занятиями. Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее голова была занята другим. Ей хотелось поскорее уехать в Шатровские заводы, к брату. Там она чувствовала
себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно хотелось уехать именно теперь, чтобы избавиться
от своего неловкого положения невесты.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама
себя с самой лучшей стороны и еще служила в то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
Веревкин только вздохнул и припал своим красным лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал
себя совсем сытым, а в голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время
от времени вопросительно посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался лакей с круглым блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно на блюде лежал новорожденный...
— О, это прекрасно, очень прекрасно, и, пожалуйста, обратите на это особенное внимание… Как все великие открытия, все дело очень просто, просто даже до смешного: старший Привалов выдает на крупную сумму векселей, а затем объявляет
себя несостоятельным. Опекунов побоку, назначается конкурс, а главным доверенным
от конкурса являетесь вы… Тогда все наследники делаются пешками, и во всем вы будете зависеть
от одной дворянской опеки.
От нечего делать он комфортабельно поместился на горнем месте, придвинул к
себе недопитую бутылку шампанского и, потягивая холодное вино, погрузился в сладкие грезы о будущем.
Дом представлял из
себя великолепную развалину: карнизы обвалились, крыша проржавела и отстала во многих местах
от стропил целыми полосами; массивные колонны давно облупились, и сквозь отставшую штукатурку выглядывали обсыпавшиеся кирпичи; половина дома стояла незанятой и печально смотрела своими почерневшими окнами без рам и стекол.
— Я не буду говорить о
себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым днем все больше и больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись
от того дела, которое начинает Привалов; но представьте
себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
Выйдя
от Ляховского, дядюшка тяжело вздохнул и отер лоб платком; Половодов тоже представлял из
себя самый жалкий вид и смотрел кругом помутившимися глазами.
Все это
от проклятых писем», — думает про
себя Лука, прислушиваясь к каждому звуку.
Отворив двери, Надежда Васильевна увидела такую картину: Данила Семеныч стоял в углу, весь красный, с крупными каплями пота на лбу, а Василий Назарыч, не помня
себя от ярости, бросался из угла в угол, как раненый зверь.
— Все эти недоразумения, конечно, должны пройти сами
собой, — после короткой паузы сказала она. — Но пока остается только ждать… Отец такой странный… малодушествует, падает духом… Я никогда не видала его таким. Может быть, это в связи с его болезнью, может быть,
от старости. Ведь ему не привыкать к подобным превращениям, кажется…
Положение богатой барышни дало почувствовать
себя, и девушка готова была плакать
от сознания, что она в отцовском доме является красивой и дорогой безделушкой — не больше.
Конечно, Хиония Алексеевна настолько чувствовала
себя опытной в делах подобного рода, что не только не поддалась и не растаяла
от любезных улыбок, а даже подумала про
себя самым ядовитым образом: «Знаю, знаю, матушка…
Хиония Алексеевна готова была даже заплакать
от волнения и благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и с тем вкусом, как унаследовала
от своей maman. Сама Антонида Ивановна разгорелась на морозе румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа сегодня, точно разливала кругом
себя молодость и здоровье. С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при мысли, что, может быть, еще не все пропало, не все кончено…
Отделаться
от Бахарева, когда он хотел говорить, было не так-то легко, и Привалов решился выслушать все до конца, чтобы этим гарантировать
себя на будущее время.
— Это, голубчик, исключительная натура, совершенно исключительная, — говорил Бахарев про Лоскутова, — не
от мира сего человек… Вот я его сколько лет знаю и все-таки хорошенько не могу понять, что это за человек. Только чувствуешь, что крупная величина перед тобой. Всякая сила дает
себя чувствовать.
Они держали
себя наособицу
от других купцов, к которым относились немного брезгливо; но до настоящего кровного барина этому полумужичью было еще далеко.
— Софья Игнатьевна… прежде всего успокойтесь, — тихо заговорил Лоскутов, стараясь осторожно отнять руки
от лица. — Поговоримте серьезно… В вас сказалась теперь потребность любви, и вы сами обманываете
себя. У вас совершенно ложный идеализированный взгляд на предмет вашей страсти, а затем…
«Еще пригодится как-нибудь», — утешала Хина
себя, когда ехала
от Половодова в самом веселом расположении духа.
Почему женщина, устраненная
от всякой общественной деятельности, даже у
себя дома не имеет своего собственного угла, и ее всегда могут выгнать из дому отец, братья, муж, наконец собственные сыновья?
— Папа, ты напрасно выходишь из
себя; ведь
от этого не будет лучше. Если ты хочешь что-нибудь скатать мне на прощанье, поговорим спокойно…
Пока Половодов шел до спальни, Антонида Ивановна успела уничтожить все следы присутствия постороннего человека в комнате и сделала вид, что спит. Привалов очутился в самом скверном положении, какое только можно
себе представить. Он попал на какое-то кресло и сидел на нем, затаив дыхание; кровь прилила в голову, и колени дрожали
от волнения. Он слышал, как Половодов нетвердой походкой вошел в спальню, поставил свечу на ночной столик и, не желая тревожить спавшей жены, осторожно начал раздеваться.
— Нет, ты слушай… Если бы Привалов уехал нынче в Петербург, все бы дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке — шах и мат был бы. Помнишь, я тебя просил в последний раз во что бы то ни стало отговорить Привалова
от такой поездки, даже позволить ему надеяться… Ха-ха!.. Я не интересуюсь, что между вами там было, только он остался здесь, а вместо
себя послал Nicolas. Ну, и просолил все дело!
— О нет… тысячу раз нет, Софья Игнатьевна!.. — горячо заговорил Половодов. — Я говорю о вашем отце, а не о
себе… Я не лев, а вы не мышь, которая будет разгрызать опутавшую льва сеть. Дело идет о вашем отце и о вас, а я остаюсь в стороне. Вы любите отца, а он, по старческому упрямству, всех тащит в пропасть вместе с
собой. Еще раз повторяю, я не думаю о
себе, но
от вас вполне зависит спасти вашего отца и
себя…
В самых ласках и словах любви у нее звучала гордая нотка; в сдержанности, с какой она позволяла ласкать
себя, чувствовалось что-то совершенно особенное, чем Зося отличалась
от всех других женщин.
Он никогда не чувствовал
себя так далеко
от своей Зоси, как в тот момент, когда она пред священником подтверждала свою любовь к нему.
Только один человек во всем доме вполне искренне и горячо оплакивал барышню — это был, конечно, старый Лука, который в своей каморке не раз всплакнул потихоньку
от всех. «Ну, такие ее счастки, — утешал самого
себя старик, размышляя о мудреной судьбе старшей барышни, —
от своей судьбы не уйдешь… Не-ет!.. Она тебя везде сыщет и придавит ногой, ежели тебе такой предел положон!»
Та общая нить, которая связывает людей, порвалась сама
собой, порвалась прежде, чем успела окрепнуть, и Привалов со страхом смотрел на ту цыганскую жизнь, которая царила в его доме, с каждым днем отделяя
от него жену все дальше и дальше.
Часто он старался обвинить самого
себя в неумении отвлечь Зосю
от ее друзей и постепенно создать около нее совершенно другую жизнь, других людей и, главное, другие развлечения.
Костя Бахарев никогда не любил обременять
себя перепиской, поэтому Привалов нисколько не удивился, что не получил
от него в течение полугода ни одной строчки.
— А между тем все дело чрезвычайно просто; пока ты тут хороводился со своей свадьбой, Половодов выхлопотал
себе назначение поверенным
от конкурсного управления… Да ты что смотришь на меня такими глазами? Разве тебе Веревкин ничего не писал?
— Ну, батенька, в это время успело много воды утечь… Значит, ты и о конкурсе ничего не знаешь?.. Завидую твоему блаженному неведению… Так я тебе расскажу все: когда Ляховский отказался
от опекунства, Половодов через кого-то устроил в Петербурге так, что твой второй брат признал
себя несостоятельным по каким-то там платежам…
Ляховский отодвинул в сторону свой последний проект против компании «Пуцилло-Маляхинский» и приготовился слушать; он даже вытащил вату, которой закладывал
себе уши в последнее время. Привалов передал все, что узнал
от Бахарева о конкурсе и назначении нового управителя в Шатровские заводы. Ляховский слушал его внимательно, и по мере рассказа его лицо вытягивалось все длиннее и длиннее, и на лбу выступил холодный пот.
Давно ли этот же самый Общественный клуб казался Привалову кабаком, но теперь он был рад и кабаку, чтобы хоть куда-нибудь уйти
от самого
себя.
Привалову страстно хотелось бежать
от самого
себя. Но куда? Если человек безумеет
от какой-нибудь зубной боли, то с чем сравнить всю эту душевную муку, когда все кругом застилается мраком и жизнь делается непосильным бременем?..
Появление Половодова в театре взволновало Привалова так, что он снова опьянел. Все, что происходило дальше, было покрыто каким-то туманом. Он машинально смотрел на сцену, где актеры казались куклами, на партер, на ложи, на раек. К чему? зачем он здесь? Куда ему бежать
от всей этой ужасающей человеческой нескладицы, бежать
от самого
себя? Он сознавал
себя именно той жалкой единицей, которая служит только материалом в какой-то сильной творческой руке.
Хиония Алексеевна была тоже в восторге
от этого забавного Titus, который говорил по-французски с настоящим парижским прононсом и привез с
собой громадный выбор самых пикантных острот, каламбуров и просто французских словечек.
Понятно, какой переполох произвело неожиданное появление Веревкина во внутренних покоях самой Марьи Степановны, которая даже побледнела
от страха и посадила Верочку рядом с
собой, точно наседка, которая прячет
от ястреба своего цыпленка под крылом. У Павлы Ивановны сыпались карты из рук — самый скверный признак, как это известно всем игрокам.
Доверчивый и простодушный, полный юношеских сил, молодой Бахарев встречается с опытной куртизанкой Колпаковой, которая зараз умела вести несколько любовных интриг; понятно, что произошло
от такой встречи; доверчивый, пылкий юноша не мог перенести раскрывшейся перед ним картины позорного разврата и в минуту крайнего возбуждения, сам не отдавая
себе отчета, сделал роковой выстрел.
Даже с практической стороны он не видит препятствия; необходимо отправиться в Среднюю Азию, эту колыбель религиозных движений, очистить
себя долгим искусом, чтобы окончательно отрешиться
от отягощающих наше тело чисто плотских помыслов, и тогда вполне возможно подняться до созерцания абсолютной идеи, управляющей нашим духовным миром.
Братья, живя под одной кровлей, были гораздо дальше друг
от друга, чем раньше, когда Тит Привалов представлял
собой совершенно неизвестную величину.
Наконец наступил срок подачи отчета в дворянскую опеку, которая находилась в губернском городе Мохове, за триста верст
от Узла. Веревкин полетел туда и всякими правдами и неправдами добыл
себе копию с поданного Половодовым отчета.
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти
от него, а то пропал бы парень ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой на свете жить… Не по
себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха, чем около денег. Наш брат, старичье, на стены лезут, а молодые и подавно… Жаль парня. Что он теперь: ни холост, ни женат, ни вдовец…