— Ах! коза, коза… — разжимая теплые полные руки, шептала Хиония Алексеевна. — Кто же, кроме тебя, будет у вас шутить? Сейчас видела Nadine… Ей, кажется, и улыбнуться-то тяжело. У нее и девичьего
ничего нет на уме… Ну, здравствуй, Верочка, ma petite, ch###vre!.. [моя маленькая козочка!.. (фр.).] Ax, молодость, молодость, все шутки на уме, смехи да пересмехи.
— Да, да, позови ее, — согласилась Марья Степановна. — Как же это?.. У нас и к обеду
ничего нет сегодня. Ах, господи! Вы сказали, что ночью приехал, я и думала, что он завтра к нам приедет… У Нади и платья нового, кажется, нет. Портнихе заказано, да и лежит там…
— Опять… — произносила Хиония Алексеевна таким тоном, как будто каждый шаг Привалова по направлению к бахаревскому дому был для нее кровной обидой. — И чего он туда повадился? Ведь в этой Nadine, право, даже интересного
ничего нет… никакой женственности. Удивляюсь, где только у этих мужчин глаза… Какой-нибудь синий чулок и… тьфу!..
— Отличный старичина, только вот страстишка к картишкам все животы подводит. Ну что, новенького
ничего нет? А мы с вами сегодня сделаем некоторую экскурсию: перехватим сначала кофеев у мутерхен, а потом закатимся к Половодову обедать. Он, собственно, отличный парень, хоть и врет любую половину.
Неточные совпадения
— Моей старухи?
Ничего, молится…
Нет, право, какой ты из себя-то молодец… а!
—
Нет,
ничего не говорил, — ответил Привалов, не понимая, к чему клонились эти вопросы.
Иван Яковлич
ничего не отвечал, а только посмотрел на дверь, в которую вышел Привалов «Эх, хоть бы частичку такого капитала получить в наследство, — скромно подумал этот благочестивый человек, но сейчас же опомнился и мысленно прибавил: —
Нет, уж лучше так, все равно отобрали бы хористки, да арфистки, да Марья Митревна, да та рыженькая… Ах, черт ее возьми, эту рыженькую… Препикантная штучка!..»
—
Нет, официально
ничего не известно…
—
Ничего не ворую… вот сейчас провалиться, Игнатий Львович. Барышня приказали Тэку покормить, ну я и снес.
Нет, это вы напрасно: воровать овес нехорошо… Сейчас провалиться… А ежели барышня…
Не помню где, но, кажется, в каком-то пустейшем французском романе я вычитал мысль, что
нет ничего труднее, как установить правильные отношения между отцом и взрослой дочерью.
— Разница в том, что у этих детей все средства в руках для выполнения их так нужно. Но ведь это только со стороны кажется странным, а если стать на точку зрения отца — пожалуй, смешного
ничего и
нет.
— Поправимся?!
Нет, я тебя сначала убью… жилы из тебя вытяну!! Одно только лето не приехал на прииски, и все пошло кверху дном. А теперь последние деньги захватил Работкин и скрылся… Боже мой!! Завтра же еду и всех вас переберу…
Ничего не делали, пьянствовали, безобразничали!! На кого же мне положиться?!
—
Нет, Николай Иваныч, из такой поездки ровно
ничего не выйдет… Поверьте мне. Я столько лет совершенно напрасно прожил в Петербурге и теперь только могу пожалеть и себя и даром потраченное время. Лучше будем сидеть здесь и ждать погоды…
— Я же говорю вам, что
ничего у меня
нет.
— Да ведь он у вас был не один десяток раз, и все-таки из этого
ничего не вышло, а теперь он передал все дело мне и требует, чтобы все было кончено немедленно. Понимаете, Игнатий Львович: не-мед-лен-но… Кажется, уж будет бобы-то разводить. Да Привалова и в городе
нет совсем, он уехал на мельницу.
—
Ничего странного
нет, а, наоборот, самое естественное дело. Ведь еще вопрос, откуда у Бахарева капиталы…
— Ну, брат, шалишь: у нее сегодня сеанс с Лепешкиным, — уверял «Моисей», направляясь к выходу из буфета; с половины дороги он вернулся к Привалову, долго грозил ему пальцем, ухмыляясь глупейшей пьяной улыбкой и покачивая головой, и, наконец, проговорил: — А ты, брат, Привалов,
ничего… Хе-хе!
Нет, не ошибся!.. У этой Тонечки, черт ее возьми, такие амуры!.. А грудь?.. Ну, да тебе это лучше знать…
—
Нет, зачем же, Игнатий Львович… Я вашего
ничего не тронул, а если что имею, то это плоды долголетних сбережений.
—
Нет,
ничего мне не нужно, голубчик… Да и какая необходимость у старухи: богу на свечку — и только. Спасибо на добром слове да на том, что не забыл меня. А ты сам-то попомни лучше мое-то слово…
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше
ничего нет?
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках
ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород…
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я
ничего не могу сказать. Да и странно говорить:
нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Хлестаков.
Нет, батюшка меня требует. Рассердился старик, что до сих пор
ничего не выслужил в Петербурге. Он думает, что так вот приехал да сейчас тебе Владимира в петлицу и дадут.
Нет, я бы послал его самого потолкаться в канцелярию.
Хлестаков (провожая).
Нет,
ничего. Это все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в другое тоже время… Я это очень люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя и отчество.
Xлестаков. Это
ничего! Для любви
нет различия; и Карамзин сказал: «Законы осуждают». Мы удалимся под сень струй… Руки вашей, руки прошу!