Неточные совпадения
Надежда Васильевна печально улыбнулась и слегка пожала плечами. Привалов видел, что она что-то хочет ему
объяснить и не решается. Но он был так счастлив в настоящую минуту, так глупо счастлив и, как слишком счастливые люди, с эгоизмом думал только о себе и не желал знать ничего более.
— Я вам
объясню,
Надежда Васильевна, почему доктор скрывал от вас мое появление здесь, — заговорил Привалов, опуская глаза. — Он боялся, что я могу явиться к вам не совсем в приличном виде… Доктор так добр, что хотел, хотя на время, скрыть мои недостатки от вас…
— Для Максима необходима спокойная жизнь и такие развлечения… как это вам сказать… Одним словом, чисто деревенские, —
объяснил доктор
Надежде Васильевне. — Покой, хорошее питание, прогулки, умеренная физическая работа — вот что ему необходимо вместе с деревенским воздухом и подходящим обществом.
Эту неровность
Надежда Васильевна
объясняла ненормальной жизнью Привалова, который по-прежнему проводил ночи в клубе в самом сомнительном обществе и раза два являлся к Лоскутовым сильно навеселе.
Неточные совпадения
И как легко верилось ему, — несмотря на очевидность ее посторонних мук, на таинственные прогулки на дно обрыва, — потому что хотелось верить. Бессознательно он даже боялся разувериться окончательно в
надежде на взаимность. Верить в эту
надежду было его счастьем — и он всячески подогревал ее в себе. Он иначе, в свою пользу, старался
объяснить загадочность прогулок.
И,
объясняя это, он особенно часто взглядывал на Нехлюдова, как бы особенно желая внушить ему это важное обстоятельство в
надежде, что он, поняв его, разъяснит это и своим товарищам.
Если бы Мисси должна была
объяснить, что она разумеет под словами: «после всего, что было», она не могла бы ничего сказать определенного, а между тем она несомненно знала, что он не только вызвал в ней
надежду, но почти обещал ей. Всё это были не определенные слова, но взгляды, улыбки, намеки, умолчания. Но она всё-таки считала его своим, и лишиться его было для нее очень тяжело.
Эта сцена и закончилась припадком, уже настоящим припадком настоящей эпилепсии. Теперь уже не было места ни сомнениям, ни
надеждам. Стабровский не плакал, не приходил в отчаяние, как это бывало с ним раньше, а точно весь замер. Прежде всего он пригласил к себе в кабинет Устеньку и
объяснил ей все.
— Трудно
объяснить, только не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, —
надежд… ну, одним словом,
надежд будущего и радости о том, что, может быть, я там не чужой, не иностранец. Мне очень вдруг на родине понравилось. В одно солнечное утро я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней — не знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.