Неточные совпадения
—
Если без меня приедет сюда Агриппина Филипьевна, передай ей,
что я к ней непременно заеду сегодня же… Понял?
Я надеялся,
что когда заводы будут под казенной опекой, — они
если не поправятся, то не будут приносить дефицита, а между тем Масман в один год нахлопал на заводы новый миллионный долг.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова:
если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше,
чем теперь.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и
если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь
чем враг не шутит.
«
Что было бы,
если бы ты была жива?» — думал Привалов.
— Вы, мама, добьетесь того,
что я совсем не буду выходить из своей комнаты, когда у нас бывает Привалов. Мне просто совестно…
Если человек хорошо относится ко мне, так вы хотите непременно его женить. Мы просто желаем быть хорошими знакомыми — и только.
Если бы он стал подробнее анализировать свое чувство, он легко мог прийти к тому выводу,
что впечатление носило довольно сложное происхождение: он смотрел на девушку глазами своего детства, за ее именем стояло обаяние происхождения…
—
Что же, ты, значит, хочешь возвратить землю башкирам? Да ведь они ее все равно продали бы другому,
если бы пращур-то не взял… Ты об этом подумал? А теперь только отдай им землю, так завтра же ее не будет… Нет, Сергей Александрыч, ты этого никогда не сделаешь…
—
Если бы я отдал землю башкирам, тогда
чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно,
что ни одной копейки не возьму лично себе…
—
Если это ты в мой огород метишь, — напрасный труд, Александр… Все равно,
что из пушки по воробью палить… Ха-ха!..
— Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский человек, как мне кажется, по своей славянской природе, чужд такого духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно,
если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то,
чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.
Теперь Половодов получал в год тысяч двадцать, но ведь это жалкие, нищенские крохи сравнительно с тем,
что он мог бы получить,
если бы ему развязать руки.
— Так… из любопытства, — скромно отвечал Оскар Филипыч, сладко потягиваясь на своем стуле. — Мне кажется,
что вам, Александр Павлыч, выгоднее всего иметь поверенного в Петербурге, который следил бы за малейшим движением всего процесса. Это очень важно, особенно,
если за него возьмется человек опытный…
— Да, но все-таки один в поле не воин… Вы только дайте мне честное слово,
что если мой план вам понравится — барыши пополам. Да, впрочем, вы и сами увидите,
что без меня трудно будет обойтись, потому
что в план входит несколько очень тонких махинаций.
— Позвольте… Главное заключается в том,
что не нужно терять дорогого времени, а потом действовать зараз и здесь и там. Одним словом, устроить некоторый дуэт, и все пойдет как по нотам…
Если бы Сергей Привалов захотел, он давно освободился бы от опеки с обязательством выплатить государственный долг по заводам в известное число лет. Но он этого не захотел сам…
— А я тебе вот
что скажу, — говорил Виктор Васильич, помещаясь в пролетке бочком, —
если хочешь угодить маменьке, заходи попросту, без затей, вечерком… Понимаешь — по семейному делу. Мамынька-то любит в преферанс сыграть, ну, ты и предложи свои услуги. Старуха без ума тебя любит и даже похудела за эти дни.
— В том-то и дело,
что Костя доказывает совершенно противное, то есть
что если обставить приисковых рабочих настоящим образом, тогда лучшие прииски будут давать предпринимателям одни убытки. Они поспорили горячо, и Костя высказался очень резко относительно происхождения громадных богатств, нажитых золотом. Тут досталось и вашим предкам отчасти, а отец принял все на свой счет и ужасно рассердился на Костю.
— Нет, это пустяки. Я совсем не умею играть… Вот садитесь сюда, — указала она кресло рядом с своим. — Рассказывайте, как проводите время. Ах да, я третьего дня, кажется, встретила вас на улице, а вы сделали вид,
что не узнали меня, и даже отвернулись в другую сторону.
Если вы будете оправдываться близорукостью, это будет грешно с вашей стороны.
Ему казалось,
что Зося приносила его в жертву приваловским миллионам; против этого он, собственно, ничего не имел,
если бы тут же не сидели этот сыромятина Лепешкин и Виктор Васильич.
Никто, кажется, не подумал даже,
что могло бы быть,
если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не стал бы сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые, не разгибая спины, работали под его железным началом,
если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться по первому зову, быть разом в нескольких местах, все видеть, и все слышать, и все давить,
что попало к нему под руку.
После говорят Ляховскому: «Как же это вы, Игнатий Львович, пятачка пожалели, а целого дома не жалеете?» А он: «
Что же я мог сделать,
если бы десятью минутами раньше приехал, — все равно весь дом сгорел бы и пятачок напрасно бы истратил».
— Разница в том,
что у этих детей все средства в руках для выполнения их так нужно. Но ведь это только со стороны кажется странным, а
если стать на точку зрения отца — пожалуй, смешного ничего и нет.
— А
что бы вы сказали мне, Надежда Васильевна, — заговорил Привалов, —
если бы я предложил Василию Назарычу все,
что могу предложить с своей стороны?
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги,
если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот,
что еще в банке скажут: может, и поверят. А
если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
— А
если я сознаю,
что у меня не хватает силы для такой деятельности, зачем же мне браться за непосильную задачу, — отвечал Привалов. — Да притом я вообще против насильственного культивирования промышленности.
Если разобрать, так такая система, кроме зла, нам ничего не принесла.
Цивилизованная нищета просит
если не словами, то своей позой, движением руки, взглядом, наконец — лохмотьями, просит потому,
что там есть надежда впереди на что-то.
— Да, с этой стороны Лоскутов понятнее. Но у него есть одно совершенно исключительное качество… Я назвал бы это качество притягательной силой,
если бы речь шла не о живом человеке. Говорю серьезно… Замечаешь,
что чувствуешь себя как-то лучше и умнее в его присутствии; может быть, в этом и весь секрет его нравственного влияния.
«
Если ты действительно любишь ее, — шептал ему внутренний голос, — то полюбишь и его, потому
что она счастлива с ним, потому
что она любит его…» Гнетущее чувство смертной тоски сжимало его сердце, и он подолгу не спал по ночам, тысячу раз передумывая одно и то же.
— Да во многих отношениях… Конечно, вам предстоит много черновой, непроизводительной работы, но эта темная сторона с лихвой выкупается основной идеей. Начать с того,
что вы определяете свои отношения к заводам без всяких иллюзий, а затем,
если осуществится даже половина ваших намерений, Шатровские заводы послужат поучительным примером для всех других.
— Оскар Филипыч, Оскар Филипыч, Оскар Филипыч… А
что,
если ваш Оскар Филипыч подведет нас? И какая странная идея пришла в голову этому Привалову… Вот уж
чего никак не ожидал! Какая-то филантропия…
— Вот уж этому никогда не поверю, — горячо возразила Половодова, крепко опираясь на руку Привалова. —
Если человек что-нибудь захочет, всегда найдет время. Не правда ли? Да я, собственно, и не претендую на вас, потому
что кому же охота скучать. Я сама ужасно скучала все время!.. Так, тоска какая-то… Все надоело.
— А
если то,
чего я хочу и
чего добиваюсь, не в моей власти?..
— Рабство… а
если мне это нравится?
Если это у меня в крови — органическая потребность в таком рабстве? Возьмите то, для
чего живет заурядное большинство: все это так жалко и точно выкроено по одной мерке. А стоит ли жить только для того, чтобы прожить, как все другие люди… Вот поэтому-то я и хочу именно рабства, потому
что всякая сила давит… Больше: я хочу, чтобы меня презирали и… хоть немножечко любили…
— Послушайте… — едва слышно заговорила девушка, опуская глаза. — Положим, есть такая девушка, которая любит вас… а вы считаете ее пустой, светской барышней, ни к
чему не годной.
Что бы вы ответили ей,
если бы она сказала вам прямо в глаза: «Я знаю,
что вы меня считаете пустой девушкой, но я готова молиться на вас… я буду счастлива собственным унижением, чтобы только сметь дышать около вас».
— Софья Игнатьевна,
если вы говорите все это серьезно… — начал Лоскутов, пробуя встать с дивана, но Зося удержала его за руку. — Мне кажется,
что мы не понимаем друг друга и…
—
Если тебя Александр спросит, почему ты не приехал в «Магнит», сообщи ему под секретом,
что у тебя было назначено rendez-vous [свидание (фр.).] с одной замужней женщиной. Ведь он глуп и не догадается…
Чем бы сделалась наша жизнь,
если бы подобными испытаниями нас не встряхивало постоянно.
Привалов не слушал его и торопливо пробегал письмо, помеченное Шатровским заводом. Это писал Костя. Он получил из Петербурга известие,
что дело по опеке затянется надолго,
если Привалов лично не явится как можно скорее туда, чтобы сейчас же начать хлопоты в сенате. Бахарев умолял Привалова бросить все в Узле и ехать в Петербург. Это известие бросило Привалова в холодный пот: оно было уж совсем некстати…
— Неправда… Ты не вернешься! — возражала Половодова. — Я это вперед знала… Впрочем, ты знаешь — я тебя ничем не желаю стеснить… Делай так, как лучше тебе, а обо мне, пожалуйста, не заботься. Да и
что такое я для тебя,
если разобрать…
С одной стороны, ему было неловко при мысли,
что если она ничего не подозревает и вдруг, в одно прекрасное утро, все раскроется…
— Нет, слушай дальше… Предположим,
что случилось то же с дочерью.
Что теперь происходит?.. Сыну родители простят даже в том случае,
если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев семьи, презрение общества. То,
что для сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
«Она думает,
что если Антонида Ивановна сделалась любовницей Привалова, так мне можно делать всевозможные оскорбления», — с логикой оскорбленной женщины рассуждала далее Хиония Алексеевна, ломая руки от бессильной злости.
— Нет, ты слушай…
Если бы Привалов уехал нынче в Петербург, все бы дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке — шах и мат был бы. Помнишь, я тебя просил в последний раз во
что бы то ни стало отговорить Привалова от такой поездки, даже позволить ему надеяться… Ха-ха!.. Я не интересуюсь,
что между вами там было, только он остался здесь, а вместо себя послал Nicolas. Ну, и просолил все дело!
«Нет, я ей покажу, этой девчонке! — решила Хиония Алексеевна, закидывая гордо свою голову. — Она воображает,
что если у отца миллионы, так и лучше ее нет на свете…»
— Только я прошу вас об одном, — говорила Заплатина, — выдайте, mon ange, все за собственное изобретение… Мне кажется,
что ваши предубеждены против меня и могут не согласиться,
если узнают,
что я подала вам первую мысль.
Привалов думал о том,
что как хорошо было бы,
если бы дождевая тучка прокатилась над пашнями гарчиковских мужиков; всходы нуждались в дожде, и поп Савел служил уж два молебна; даже поднимали иконы на поля.
— Ах, боже мой! Как ты не можешь понять такой простой вещи! Александр Павлыч такой забавный, а я люблю все смешное, — беззаботно отвечала Зося. — Вот и Хину люблю тоже за это… Ну,
что может быть забавнее, когда их сведешь вместе?.. Впрочем,
если ты ревнуешь меня к Половодову, то я тебе сказала раз и навсегда…
Ведь ты порядочный эгоист,
если разобрать, потому
что не хочешь никак помириться даже с такими моими капризами, как Хина или Александр Павлыч…
— Знаете ли, Сергей Александрыч,
что вы у меня разом берете все? Нет, гораздо больше, последнее, — как-то печально бормотал Ляховский, сидя в кресле. —
Если бы мне сказали об этом месяц назад, я ни за
что не поверил бы. Извините за откровенность, но такая комбинация как-то совсем не входила в мои расчеты. Нужно быть отцом, и таким отцом, каким был для Зоси я, чтобы понять мой, может быть, несколько странный тон с вами… Да, да. Скажите только одно: действительно ли вы любите мою Зосю?
—
Если вы не исправитесь, я не отвечаю ни за
что! — говорил Ляховский своему зятю. — Вы не цените сокровище, какое попало в ваши руки… Да!.. Я не хочу сказать этим,
что вы дурной человек, но ради бога никогда не забывайте,
что ваша жена, как всякое редкое растение, не перенесет никакого насилия над собой.