Неточные совпадения
— Приехал… барыня, приехал! — задыхавшимся
голосом прошептала горничная Матрешка, вбегая
в спальню Хионии Алексеевны Заплатиной. — Вчера ночью приехал… Остановился
в «Золотом якоре».
Хиония Алексеевна замахала руками, как ветряная мельница, и скрылась
в ближайших дверях. Она, с уверенностью своего человека
в доме, миновала несколько комнат и пошла по темному узкому коридору, которым соединялись обе половины.
В темноте чьи-то небольшие мягкие ладони закрыли глаза Хионии Алексеевны, и девичий звонкий
голос спросил: «Угадайте кто?»
— Батюшка ты наш, Сергей Александрыч!.. — дрогнувшим
голосом запричитал Лука, бросаясь снимать с гостя верхнее пальто и по пути целуя его
в рукав сюртука. — Выжил я из ума на старости лет… Ах ты, господи!.. Угодники, бессребреники…
Его высокий рост,
голос, даже большая русая борода с красноватым оттенком, — все было хорошо
в глазах Верочки.
— Это уж как вам угодно будет, — обиженным
голосом заявил Игорь, продолжая стоять
в дверях.
Когда Привалов вошел
в кабинет Бахарева, старик сидел
в старинном глубоком кресле у своего письменного стола и хотел подняться навстречу гостю, но сейчас же бессильно опустился
в свое кресло и проговорил взволнованным
голосом...
Голос Марьи Степановны раздавался
в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного
в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил
в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру
в большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди руками. Это была Надежда Васильевна.
— Можно, можно… — ответил какой-то глухой женский
голос, и от окна, из глубины клеенчатого кресла, поднялась низенькая старушка
в круглых серебряных очках. — Ведь это ты, Верочка?
После пьяной болтовни Виктора Васильича
в душе Привалова выросла какая-то щемящая потребность видеть ее, слышать звук ее
голоса, чувствовать ее присутствие.
— Милости просим, пожалуйте… — донесся откуда-то из глубины
голос Веревкина, а скоро показалась и его на диво сколоченная фигура, облаченная теперь
в какой-то полосатый татарский халат.
В это время дверь
в кабинет осторожно отворилась, и на пороге показался высокий худой старик лет под пятьдесят; заметив Привалова, старик хотел скрыться, но его остановил
голос Веревкина...
Публика, собравшаяся
в гостиной Агриппины Филипьевны, так и не узнала, что сделала «одна очень почтенная дама», потому что рассказ дядюшки был прерван каким-то шумом и сильной возней
в передней. Привалов расслышал
голос Хионии Алексеевны, прерываемый чьим-то хриплым
голосом.
— Не укушу, Агриппина Филипьевна, матушка, — хриплым
голосом заговорил седой, толстый, как бочка, старик, хлопая Агриппину Филипьевну все с той же фамильярностью по плечу. Одет он был
в бархатную поддевку и ситцевую рубашку-косоворотку; суконные шаровары были заправлены
в сапоги с голенищами бутылкой. — Ох, уморился, отцы! — проговорил он, взмахивая короткой толстой рукой с отекшими красными пальцами, смотревшими врозь.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным
голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились
в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
— Разоряют… грабят… — глухим
голосом простонал он, бессильно падая
в кресло и закрывая глаза.
— «Из каких местов?» — «С неба упал…» А мы там сидим и
голосу не подаем, потому либо
в свидетели потянут, либо тятенька этот пристрелит.
Привалов испытал некоторое волнение, когда они входили
в гостиную Зоси, оттуда доносились громкие
голоса.
Виктор Николаич отправился. Через минуту до ушей Хионии Алексеевны донесся его осторожный стук
в дверь и
голос Привалова: «Войдите…»
— Это верно-с… — продолжал Заплатин. — Все
в один
голос кричат… А моей Хине, знаете, везде забота: с утра треплется по городу.
Данилушку он видел точно
в тумане и теперь шел через столовую по мягкой тропинке с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать знакомый шорох платья, боялся звуков дорогого
голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд той, которая для него навсегда была потеряна.
— Ах, это вы!.. — удивлялся каждый раз Ляховский и, схватившись за голову, начинал причитать каким-то бабьим
голосом: — Опять жилы из меня тянуть… Уморить меня хотите, да, уморить… О, вы меня сведете с ума с этим проклятым делом! Непременно сведете… я чувствую, что у меня
в голове уже образовалась пустота.
— Вот вас-то только и недоставало, Сергей Александрыч! — кричали
в два
голоса «Моисей» и Давид, подхватывая Привалова под руки.
— Сядемте вот здесь,
в уголок, — усталым
голосом проговорила Половодова, опускаясь на бархатный диванчик.
— Я устала… — слабым
голосом прошептала девушка, подавая Лоскутову свою руку. — Ведите меня
в мою комнату… Вот сейчас направо, через голубую гостиную. Если бы вы знали, как я устала.
Привалов переживал медовый месяц своего незаконного счастья. Собственно говоря, он плыл по течению, которое с первого момента закружило его и понесло вперед властной пенившейся волной. Когда он ночью вышел из половодовского дома
в достопамятный день бала, унося на лице следы безумных поцелуев Антониды Ивановны, совесть проснулась
в нем и внутренний
голос сказал: «Ведь ты не любишь эту женщину, которая сейчас осыпала тебя своими ласками…»
Он прислушивался к шуму подъезжавших саней и к сдержанному говору
в передней; он слышал женские
голоса, шелест платьев и осторожные легкие шаги по лестнице.
— Положим,
в богатом семействе есть сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим
голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это отец и мать?
— Мудреную ты мне загадку загадываешь… — изменившимся глухим
голосом проговорил Василий Назарыч. — Сын с собой ничего не принесет
в отцовский дом, а дочь…
— Послушай, папа… я никогда и ни о чем не просила тебя, — заговорила она, и чарующая нежность зазвенела
в ее дрожащем
голосе. — Мы расстаемся, может быть, навсегда… Еще раз прошу тебя — успокойся…
Звуки этого
голоса унесли его
в счастливое прошлое.
Между прочим, когда все
в доме были против Привалова, она не замедлила примкнуть к сильнейшей партии и сейчас же присоединила свой
голос к общему хору.
— Я одного только не понимаю, Сергей, — заговорил Бахарев, стараясь придать тону
голоса мягкий характер, — не понимаю, почему ты зимой не поехал
в Петербург, когда я умолял тебя об этом? Неужели это так трудно было сделать?
«Спинджак» опять выиграл, вытер лицо платком и отошел к закуске. Косоглазый купец занял его место и начал проигрывать карту за картой; каждый раз, вынимая деньги, он стучал козонками по столу и тяжело пыхтел.
В гостиной послышался громкий
голос и сиплый смех; через минуту из-за портьеры показалась громадная голова Данилушки. За ним
в комнату вошла Катерина Ивановна под руку с Лепешкиным.
Вон Барчук сам взял вожжи, вскрикнул каким-то нечеловеческим
голосом, и все кругом пропало
в резавшей лицо, слепившей глаза снежной пыли.
— Искусство прогрессирует… — слышался
в соседней ложе сдержанный полушепот, который заставил Привалова задрожать: это был
голос Половодова.
Не давая самому себе отчета, Привалов позвонил и сейчас же хотел убежать, но
в этот момент дверь скрипнула и послышался знакомый
голос...
Надежда Васильевна провела отца
в заднюю половину флигелька, где она занимала две крошечных комнатки;
в одной жила сама с Маней, а
в другой Павла Ивановна. Старушка узнала по
голосу Василия Назарыча и другим ходом вышла
в сени, чтобы не помешать первым минутам этого свидания.