Неточные совпадения
— Чем я неприлично вела себя? — громко сказала она, быстро поворачивая к нему голову и глядя ему прямо
в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то
весельем, а с решительным видом, под которым она с трудом скрывала испытываемый страх.
Блестящие нежностью и
весельем глаза Сережи потухли и опустились под взглядом отца. Это был тот самый, давно знакомый тон, с которым отец всегда относился к нему и к которому Сережа научился уже подделываться. Отец всегда говорил с ним — так чувствовал Сережа — как будто он обращался к какому-то воображаемому им мальчику, одному из таких, какие бывают
в книжках, но совсем не похожему на Сережу. И Сережа всегда с отцом старался притвориться этим самым книжным мальчиком.
Жизнь
в его
глазах разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки — это у него были синонимы; другая — из покоя и мирного
веселья. От этого главное поприще — служба на первых порах озадачила его самым неприятным образом.
Ты видела
в зале, как горят щеки, как блистают
глаза; ты видела, они уходили, они приходили; они уходили — это я увлекала их, здесь комната каждого и каждой — мой приют,
в них мои тайны ненарушимы, занавесы дверей, роскошные ковры, поглощающие звук, там тишина, там тайна; они возвращались — это я возвращала их из царства моих тайн на легкое
веселье Здесь царствую я».
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало! // Тяжелою обидой, словно камнем, // На сердце пал цветок, измятый Лелем // И брошенный. И я как будто тоже // Покинута и брошена, завяла // От слов его насмешливых. К другим // Бежит пастух; они ему милее; // Звучнее смех у них, теплее речи, // Податливей они на поцелуй; // Кладут ему на плечи руки, прямо //
В глаза глядят и смело, при народе, //
В объятиях у Леля замирают. //
Веселье там и радость.