Неточные совпадения
Верочка нехотя вышла из комнаты. Ей до смерти хотелось послушать, что будет рассказывать Хиония Алексеевна. Ведь она всегда привозит с собой целую кучу рассказов и новостей, а тут еще сама сказала, что ей «очень и очень нужно
видеть Марью Степановну». «Этакая мамаша!» — думала девушка, надувая и без
того пухлые губки.
Когда, перед сватовством, жениху захотелось хоть издали взглянуть на будущую подругу своей жизни, это позволили ему сделать только в виде исключительной милости, и
то при таких условиях: жениха заперли в комнату, и он мог
видеть невесту только в замочную скважину.
— Это
та самая дама, которую вы
видели у нас за обедом, — объясняла Марья Степановна. — Она очень образованная и живет своим трудом… Болтает иногда много, но все-таки очень умная дама.
Каждый новый визит Привалова и радовал Марью Степановну, и как-то заботил: она не могла не
видеть, что Надя нравилась Привалову и что он инстинктивно ищет ее общества, но уж что-то очень скоро заваривалось
то, чего так страстно желала в душе Марья Степановна.
— Гм…
Видите ли, Сергей Александрыч, я приехал к вам, собственно, по делу, — начал Веревкин, не спуская глаз с Привалова. — Но прежде позвольте один вопрос… У вас не заходила речь обо мне,
то есть старик Бахарев ничего вам не говорил о моей особе?
Привалов не мог в своем воображении отделить девушку от
той обстановки, в какой он ее
видел.
Жена — слишком грубое слово для выражения
того, что он хотел
видеть в Надежде Васильевне.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не
то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять лет — нового ничего не
увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца и потом перевела свой взгляд на Привалова с
тем выражением, которое говорило: «Вы уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что уже кое-что слышала о нем и что очень рада
видеть его у себя; потом сказала два слова о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась об Узле, который, по ее словам, был уже на пути к известности, не в пример другим уездным городам.
На подъезде Веревкина обступили
те самые мужики, которых
видел давеча Привалов. Они были по-прежнему без шапок, а кривой мужик прямо бухнулся Веревкину в ноги, умоляя «ослобонить».
Видите ли, необходимо было войти в соглашение кое с кем, а затем не поскупиться насчет авансов, но Привалов ни о
том, ни о другом и слышать не хочет.
Привалов с особенным вниманием слушал доктора. Он хотел
видеть в нем
того учителя, под влиянием которого развилась Надежда Васильевна, но, к своему сожалению, он не нашел
того, чего искал.
Половодов открыл форточку, и со двора донеслись
те же крикливые звуки, как давеча. В окно Привалов
видел, как Ляховский с петушиным задором наскакивал на массивную фигуру кучера Ильи, который стоял перед барином без шапки. На земле валялась совсем новенькая метла, которую Ляховский толкал несколько раз ногой.
Отправить за границу, в Америку, — но ведь она не поймет и десятой доли
того, что
увидит, а всякое полузнание хуже всякого незнания.
Никто, кажется, не подумал даже, что могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал,
то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не стал бы сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые, не разгибая спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться по первому зову, быть разом в нескольких местах, все
видеть, и все слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
— Что же, я только в своей стихии — не больше
того. «Пьян да умен — два угодья в нем…»
Видишь, начинаю завираться. Ну, спой, голубчик.
Александр Павлыч, бедняжка, совсем утратил все свои достоинства и снизошел до последней степени унижения: начал сердиться на Лоскутова за
то,
видите ли, что
тот в тысячу раз умнее его…
— Для вас прежде всего важно выиграть время, — невозмутимо объяснял дядюшка, — пока Веревкин и Привалов будут хлопотать об уничтожении опеки, мы устроим самую простую вещь — затянем дело.
Видите ли, есть в Петербурге одна дама. Она не куртизанка, как принято понимать это слово, вот только имеет близкие сношения с
теми сферами, где…
Данилушку он
видел точно в тумане и теперь шел через столовую по мягкой тропинке с каким-то тяжелым предчувствием: он боялся услышать знакомый шорох платья, боялся звуков дорогого голоса и вперед чувствовал на себе пристальный и спокойный взгляд
той, которая для него навсегда была потеряна.
— Так я и знала… Она останется верна себе до конца и никогда не выдаст себя. Но ведь она не могла не
видеть, зачем вы пришли к нам?
Тем более что ваша болезнь, кажется, совсем не позволяет выходить из дому.
Он теперь не думал о себе, о своем положении, его я отошло в сторону; всеми своими чувствами он
видел ее,
ту ее, какой она сидела с ним…
—
Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на
том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще в банке скажут: может, и поверят. А если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
Несколько дней Привалов и Бахарев специально были заняты разными заводскими делами, причем пришлось пересмотреть кипы всевозможных бумаг, смет, отчетов и соображений. Сначала эта работа не понравилась Привалову, но потом он незаметно втянулся в нее, по мере
того как из-за этих бумаг выступала действительность. Но, работая над одним материалом, часто за одним столом, друзья детства
видели каждый свое.
Привалова на первый раз сильно покоробило при виде этой степной нищеты, которая нисколько не похожа на
ту нищету, какую мы привыкли
видеть по русским городам, селам и деревням.
Комната Зоси выходила окнами на двор, на север; ее не могли заставить переменить эту комнату на другую, более светлую и удобную, потому что из своей комнаты Зося всегда могла
видеть все, что делалось на дворе,
то есть, собственно, лошадей.
Он думал о
том, что
увидит сегодня Надежду Васильевну.
Мазурка кончилась сама собой, когда
той молоденькой девушке, которую
видел давеча Привалов на лестнице, сделалось дурно. Ее под руки увели в дамскую уборную. Агриппина Филипьевна прошла вся красная, как морковь, с растрепавшимися на затылке волосами. У бедной Ани Поярковой оборвали трен, так что дамы должны были образовать вокруг нее живую стену и только уже под этим прикрытием увели сконфуженную девушку в уборную.
— А сознайтесь, ведь вы никогда даже не подозревали, что я могу задумываться над чем-нибудь серьезно… Да? Вы
видели только, как я дурачилась, а не замечали
тех причин, которые заставляли меня дурачиться… Так узнайте же, что мне все это надоело, все!.. Вся эта мишура, ложь, пустота давят меня…
— И не
увидите, потому что он теперь ждет наверху, чем кончится обморок Зоси, а меня отпустил одну… Проводите, пожалуйста, меня до моего экипажа, да, кстати, наденьте шубу, а
то простудитесь.
Подозревала ли она что-нибудь об отношениях дочери к Привалову, и если подозревала,
то как вообще смотрела на связи подобного рода — ничего не было известно, и Агриппина Филипьевна неизменно оставалась все
той же Агриппиной Филипьевной, какой Привалов
видел ее в первый раз.
— Если человек, которому я отдала все, хороший человек,
то он и так будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне же лучше: я всегда могу уйти от него, и моих детей никто не смеет отнять от меня!.. Я не хочу лжи, папа… Мне будет тяжело первое время, но потом все это пройдет. Мы будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты
увидишь все и простишь меня.
— Скажите, пожалуйста, за что ненавидит меня эта дама? — спрашивала Зося доктора Сараева, указывая на Хину. — Она просто как-то шипит, когда
увидит меня… У нее делается такое страшное лицо, что я не шутя начинаю бояться ее. А между
тем я решительно ничего ей не сделала.
Тысячу раз перебирал старик в своей памяти все обстоятельства этого страшного для него дела и каждый раз
видел только
то, что одна его Надя виновата во всем.
Худой мир все-таки лучше доброй ссоры, да к
тому же Привалову не хотелось огорчать доктора, который умел
видеть в своей ученице одни хорошие стороны.
Если раньше в Привалове Надежда Васильевна
видела «жениха», которого поэтому именно и не любила,
то теперь она, напротив, особенно интересовалась им, его внутренней жизнью, даже его ошибками, в которых обрисовывался оригинальный тип.
Ей рисовался другой Привалов,
тот хороший Привалов, которого она хотела
видеть в нем.
Видишь ли, в чем дело, если внешний мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе,
то неизмеримо обширнейший внутренний мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало духовной субстанции.
— Я
вижу, Сергей Александрыч, что вам трудно переменить прежний образ жизни, хотя вы стараетесь сдержать данное слово. Только не обижайтесь, я вам предложу маленький компромисс: пейте здесь… Я вам не буду давать больше
того, чем следует.
— Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика за откровенность и за
то, что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя, кому же и позаботиться о дочери, как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми, чего бы ты ни сделала, чтобы
видеть ее счастливой.
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только
увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь. Я теперь
вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а
то, признаюсь, я уж думал, что вы пришли с
тем, чтобы меня… (Добчинскому.)Садитесь.
Добчинский.
То есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и в браке, и все это, как следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите
видеть, хочу, чтоб он теперь уже был совсем,
то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили
видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из дому,
то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я
вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!