Неточные совпадения
— Ах! коза, коза… — разжимая теплые полные руки, шептала Хиония Алексеевна. — Кто же, кроме
тебя,
будет у вас шутить? Сейчас видела Nadine… Ей, кажется, и улыбнуться-то тяжело. У нее и девичьего ничего нет на уме… Ну, здравствуй, Верочка, ma petite, ch###vre!.. [моя маленькая козочка!.. (фр.).] Ax, молодость, молодость, все шутки на уме, смехи да пересмехи.
—
Ты бы, Верочка, сходила в кладовую, — проговорила она, усаживаясь на диван. — Там
есть в банке варенье… Да скажи по пути Досифеюшке, чтобы нам подали самоварчик.
— Какой там Привалов… Не хочу знать никакого Привалова! Я сам Привалов… к черту!.. — кричал Бахарев, стараясь попасть снятым сапогом в Игоря. —
Ты, видно, вчера пьян
был… без задних ног, раккалия!.. Привалова жена в окно выбросила… Привалов давно умер, а он: «Привалов приехал…» Болван!
— Добрые люди мрут и нам дорожку трут, — прибавил от себя Бахарев. — Давно ли, ровно, Сергей Александрыч,
ты гимназистом-то
был, а теперь…
— Кто у
тебя отцы-то
были… а?
—
Ты уж не обессудь нас на нашем угощенье, — заговорила Марья Степановна, наливая гостю щей; нужно заметить, что своими щами Марья Степановна гордилась и
была глубоко уверена, что таких щей никто не умеет варить, кроме Досифеи.
— Нет, постой, с бабами еще успеешь наговориться, — остановил его Бахарев и указал на кресло около дивана, на котором укладывал свою больную ногу. — Ведь при
тебе это
было, когда умер… Холостов? — старик с заметным усилием проговорил последнее слово, точно эта фамилия стояла у него поперек горла.
— Купленном на ваши деньги?.. Ха-ха…
Ты был у него?
—
Будет вам, стрекозы, — строго остановила Марья Степановна, когда всеми овладело самое оживленное настроение, последнее
было неприлично, потому что Привалов
был все-таки посторонний человек и мог осудить. — Мы вот все болтаем тут разные пустяки, а
ты нам ничего не расскажешь о себе, Сергей Александрыч.
— Мама, какая
ты странная, — вступилась Надежда Васильевна. — Все равно мы с
тобой не поймем, если Сергей Александрыч
будет рассказывать нам о своих делах по заводам.
— Сергей Александрыч… Сергей Александрыч с Константином Васильичем все книжки читали, поэтому из них можно и крупы и муки намолоть. Сережа-то и маленьким когда
был, так зверьком и выглядывал: то веревки из него вей, то хоть
ты его расколи, — одним словом, приваловская кровь. А впрочем, кто его знает, может, и переменился.
— Вот, Вася, и на нашей улице праздник, — говорил Гуляев своему поверенному. — Вот кому оставлю все, а
ты это помни: ежели и меня не
будет, — все Сергею… Вот мой сказ.
— Нет, Вася, умру… — слабым голосом шептал старик, когда Бахарев старался его успокоить. — Только вот
тебя и ждал, Вася. Надо мне с
тобой переговорить… Все, что у меня
есть, все оставляю моему внучку Сергею… Не оставляй его… О Варваре тоже позаботься: ей еще много горя
будет, как я умру…
—
Ты от меня ее взял,
ты и в ответе, — коротко резюмировала свою последнюю волю Марья Степановна. — Если бы жив
был Павел Михайлыч…
«Что
было бы, если бы
ты была жива?» — думал Привалов.
— Знаю, что тяжело
тебе к ним идти, — пожалела Марья Степановна, — да что уж
будешь делать. Вот и отец то же говорит.
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно. Я
тебя ни в чем не стесняю и выдавать силой замуж не
буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться. Я только могу
тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
Привалов через несколько минут имел удовольствие узнать последние новости и
был посвящен почти во все городские тайны. Виктор Васильич болтал без умолку, хотя после пятой рюмки хереса язык у него начал заметно прилипать. Он
был с Приваловым уже на «
ты».
— Ну, уж это
ты врешь, — заметил Веревкин. — Выгонять — она
тебя действительно выгоняла, а чтобы целовать
тебя… Это нужно совсем без головы
быть!
Да
ты послушай, как это
было…
Если бы Надя не
была мне сестра… ни за какие бы коврижки не уступил
тебе…
— А
ты к Василию Назарычу заходил? Зайди, а то еще, пожалуй, рассердится. Он и то как-то поминал, что
тебя давно не видно… Никак с неделю уж не
был.
— Что же,
ты, значит, хочешь возвратить землю башкирам? Да ведь они ее все равно продали бы другому, если бы пращур-то не взял…
Ты об этом подумал? А теперь только отдай им землю, так завтра же ее не
будет… Нет, Сергей Александрыч,
ты этого никогда не сделаешь…
Значит, заводы пойдут сами собой, а сам-то
ты что для себя
будешь делать?
— Я
тебе серьезно говорю, Сергей Александрыч. Чего киснуть в Узле-то? По рукам, что ли? Костя на заводах
будет управляться, а мы с
тобой на прииски; вот только моя нога немного поправится…
—
Ты…
будешь торговать… мукой?
— А я
было зашел к
тебе, Nicolas, по одному делу…
— Нет, зачем пустое говорить… Мне все едино, что твой вексель, что прошлогодний снег! Уж
ты, как ни на
есть, лучше без меня обойдись…
— Зарываться не
буду и непременно выиграю.
Ты только одно пойми: ирбитские купцы… Ведь такого случая не скоро дождешься!.. Да мы с Ломтевым так их острижем…
— Где-то у
тебя, Тонечка,
был этот ликерчик, — припрашивал Веревкин, сделав честь настойкам и листовке, — как
выпьешь рюмочку, так в голове столбы и заходят.
— Дело не в персоне, а в том… да вот лучше спроси Александра Павлыча, — прибавила Антонида Ивановна. — Он, может
быть, и откроет
тебе секрет, как понравиться mademoiselle Sophie.
То-то вот
ты и
есть Еруслан Лазаревич!
— Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я
тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только старик даже рад
будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади за
тобой приехал.
— Вздор! Зачем
тебе туда? Надя
была там и может
тебе рассказать, что все обстоит благополучно… Обожди с месяц, а там я с
тобой могу вместе ехать.
— Конечно, вернулась… Не
буду же я
тебя обманывать.
— Ну, к отцу не хочешь ехать, ко мне бы заглянул, а уж я тут надумалась о
тебе. Кабы
ты чужой
был, а то о
тебе же сердце болит… Вот отец-то какой у нас: чуть что — и пошел…
— А
ты у Половодова-то
был?
— Да я его не хаю, голубчик, может, он и хороший человек для
тебя, я так говорю. Вот все с Виктором Васильичем нашим хороводится… Ох-хо-хо!..
Был, поди, у Веревкиных-то?
— И отлично, — соглашался Половодов. — Теперь нам остается только перейти, то
есть, вернее сказать, переехать от фотографии к оригиналу. Тонечка,
ты извини нас с Сергеем Александрычем: мы сейчас отправляемся к Ляховскому.
— Ах, какой
ты, Александр, недогадливый, — лукаво говорила Антонида Ивановна. — Сергей Александрыч
был занят все время…
— Вы все сговорились пустить меня по миру! — неестественно тонким голосом выкрикивал Ляховский. — Ведь у
тебя третьего дня
была новая метла! Я своими глазами видел…
Была,
была,
была,
была!..
— Не могу знать!.. А где я
тебе возьму денег? Как
ты об этом думаешь… а? Ведь
ты думаешь же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и
буду просить денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь так думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
— А вы, Игнатий Львович, и возьмите себе чиновника в кучера-то, — так он в три дня вашего Тэку или Батыря без всех четырех ног сделает за восемь-то цалковых. Теперь взять Тэка… какая это лошадь
есть, Игнатий Львович? Одно слово — разбойник:
ты ей овса несешь, а она зубищами своими ладит
тебя прямо за загривок схватить… Однова пятилась да пятилась, да совсем меня в угол и запятила. Думаю, как брызнет задней ногой, тут
тебе, Илья, и окончание!.. Позвольте, Игнатий Львович, насчет жалов…
— Все это не то… нет, не то!
Ты бы вот на заводы-то сам съездил поскорее, а поверенного в Мохов послал, пусть в дворянской опеке наведет справки… Все же лучше
будет…
— А
ты возьми глаза-то в зубы, да и посмотри, — хрипло отозвался Данила Семеныч, грузно вваливаясь в переднюю. — Что, не узнал, старый хрен? Девичья память-то у
тебя под старость стала… Ну, чего вытаращил на меня шары-то? Выходит, что я самый и
есть.
— Да, он, папа… Мне можно
побыть здесь, пока он
будет у
тебя?..
— Слышала стороной, что скудаешься здоровьем-то. Твоя-то Хина как-то забегала к нам и отлепортовала… Тоже вот Данилушка пошел
было к
тебе в гости, да не солоно хлебавши воротился. Больно строгого камардина, говорит, держишь… Приступу нет.
— У
тебя, папа, кажется,
был Привалов.
— Опять глупое слово… Извини за резкое выражение. По-моему, в таком деле и выбора никакого не может
быть, а
ты… Нет, у меня решительно не так устроена голова, чтобы понимать эту погоню за двумя зайцами.
— Это Надя что-то работала… — проговорил Бахарев, взглянув на письменный стол. — Когда она приезжает сюда, всегда занимает эту комнату, потому что она выходит окнами в сад.
Тебе, может
быть, не нравится здесь? Можно, пожалуй, перейти в парадную половину, только там мерзость запустения.