— Да
бог его знает… Он, кажется, служил в военной службе раньше… Я иногда, право, боюсь за моих девочек: молодо-зелено, как раз и головка закружится, только доктор все успокаивает… Доктор прав: самая страшная опасность та, которая подкрадывается к вам темной ночью, тишком, а тут все и все налицо. Девочкам во всяком случае хороший урок… Как вы думаете?
Неточные совпадения
— Вот тебе Сергей… Делай с
ним, что хочешь, только, ради
бога, уведи отсюда!..
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова
его разговора с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У
него в лице есть такое… Ах, черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер большими аппетитными глотками.
Или тоже взять Николая Иваныча: издалека на
него поглядеть — так чисто из нашего купеческого звания паренек, ей-богу!..
— Ах, угодники-бессребреники!.. Да Данила Семеныч приехал… А уж я по
его образине вижу, што
он не с добром приехал: и черт чертом, страсть глядеть. Пожалуй, как бы Василия-то Назарыча не испужал… Ей-богу! Вот я и забежал к вам… потому…
— Будьте спокойны: в один секунд… Чуть ежели что — я живой ногой… А Данила неспроста приехал, я уж по
его косым глазам вижу… Ей-богу!.. Ох-хо-хо!..
— Папа кричит так страшно… Надя, голубчик, беги скорее, ради
бога, скорее!.. У
них что-то произошло… Лука плачет… Господи, да что же это такое?!
Ей-богу! «И прииде к Иисусу законник некий…» Вот
он самый и есть, законник-то этот, наш председатель.
— С кульером… — проговорил
он, переминаясь с ноги на ногу. — Я только стал сапоги чистить, а в окно как забарсят… ей-богу!..
— Есть, есть некоторое предчувствие… Ну, да страшен сон, но милостив
бог. Мы и дядюшку подтянем. А вы здесь донимайте, главное, Ляховского: дохнуть
ему не давайте, и Половодову тоже. С
ними нечего церемониться…
— Ах, не спорьте, ради
бога! Гордец и гордец!.. Такой же гордец, как Бахаревы и Ляховские… Вы слышали: старик Бахарев ездил занимать денег у Ляховского, и тот
ему отказал. Да-с! Отказал… Каково это вам покажется?
— Ох, напрасно, напрасно… — хрипел Данилушка, повертывая головой. — Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только
они тебя любят пуще родного детища… Верно тебе говорю!.. Может, слез об тебе было сколько пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все вздыхает… Да. Напрасно, Сереженька, ты
их обегаешь! Ей-богу… Ведь я тебя во каким махоньким на руках носил, еще при покойнике дедушке. Тоже и ты
их любишь всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
— Вот уж сорочины скоро, как Катю мою застрелили, — заговорила Павла Ивановна, появляясь опять в комнате. — Панихиды по ней служу, да вот собираюсь как-нибудь летом съездить к ней на могилку поплакать… Как жива-то была, сердилась я на нее, а теперь вот жаль! Вспомнишь, и горько сделается, поплачешь. А все-таки я благодарю
бога, что
он не забыл ее: прибрал от сраму да от позору.
Она здесь, в Узле, — вот о чем думал Привалов, когда возвращался от Павлы Ивановны. А
он до сих пор не знал об этом!.. Доктор не показывается и, видимо, избегает встречаться с
ним. Ну, это
его дело. В Привалове со страшной силой вспыхнуло желание увидать Надежду Васильевну, увидать хотя издали… Узнает она
его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и картежника, которого даже
бог забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?
— Дай
бог, дай
бог, деточка, чтобы добрый был. Вот ужо я с
ним сам переговорю…
— Я не приехал бы к тебе, если бы был уверен, что ты сама навестишь нас с матерью… — говорил
он. — Но потом рассудил, что тебе, пожалуй, и незачем к нам ездить: у нас свое, у тебя свое… Поэтому я тебя не буду звать домой, Надя; живи с
богом здесь, если тебе здесь хорошо…
Бог их знает какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге — так вот зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком.
Неточные совпадения
Осип (принимая деньги).А покорнейше благодарю, сударь. Дай
бог вам всякого здоровья! бедный человек, помогли
ему.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович!
Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю
ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Осип. Да так.
Бог с
ними со всеми! Погуляли здесь два денька — ну и довольно. Что с
ними долго связываться? Плюньте на
них! не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..