Неточные совпадения
В нижней клети усторожской судной избы сидели вместе башкир-переметчик Аблай, слепец Брехун, беломестный казак Тимошка Белоус и дьячок из Служней слободы Прокопьевского монастыря Арефа. Попали они вместе благодаря большому судному
делу, которое вершилось сейчас в Усторожье воеводой Полуектом Степанычем Чушкиным. А
дело было не маленькое. Бунтовали крестьяне громадной
монастырской вотчины. Узники прикованы были на один железный прут. Так их водили и на допрос к воеводе.
Первым
делом, конечно, была истоплена
монастырская баня, — Арефа едва дождался этого счастья. Узникам всего тяжелее доставалось именно это лишение. Изъеденные кандалами ноги ему перевязала Охоня, — она умела ходить за больными, чему научилась у матери. В пограничных деревнях, на которые делались постоянные нападения со стороны степи, женщины умели унимать кровь, делать перевязки и вообще «отхаживать сколотых».
Все-таки благодаря разбойным людям
монастырской лошади досталось порядочно. Арефа то и
дело погонял ее, пока не доехал до реки Яровой, которую нужно было переезжать вброд. Она здесь разливалась в низких и топких берегах, и место переправы носило старинное название «Калмыцкий брод», потому что здесь переправлялась с испокон веку всякая степная орда. От Яровой до монастыря было рукой подать, всего верст с шесть. Монастырь забелел уже на свету, и Арефа набожно перекрестился.
За околицей Арефа остановился и долго смотрел на белые стены Прокопьевского монастыря, на его высокую каменную колокольню и ряды низких
монастырских построек. Его опять охватило такое горе, что лучше бы, кажется, утопиться в Яровой, чем ехать к двоеданам. Служняя слобода вся спала, и только в Дивьей обители слабо мигал одинокий огонек,
день и ночь горевший в келье безыменной затворницы.
Всякое
дело у его из рук валилось, и он точно забыл про судную избу, где заканчивалось
дело по разборке
монастырской «заворохи».
Дело раскрылось само собой, когда пришла к воеводше старуха, мать Терешки-писчика, и под великим секретом сообщила, что воевода испорчен волхитом, дьячком из Служней
монастырской слободы, который через свое волшебство и из тюрьмы выпущен на соблазн всему городу.
— Ну, эту беду мы уладим, как ни на есть… Не печалуйся, Полуект Степаныч. Беда избывная… Вот с метелкой-то походишь, так дурь-то соскочит живой рукой. А скверно то, што ты мирволил моим ворогам и супостатам… Все знаю, не отпирайся. Все знаю, как и Гарусов теперь радуется нашему
монастырскому безвременью. Только раненько он обрадовался. Думает, захватил
монастырские вотчины, так и крыто
дело.
— Не казачишками тут
дело пахнет, Полуект Степаныч. Получил я опасное письмо, штобы на всякий случай обитель ущитить можно было от воровских людей. Как бы похуже своей
монастырской дубинщины не вышло, я так мекаю… А ты сидишь у себя в Усторожье и сном
дела не знаешь. До глухого еще вести не дошли.
Так сидели и рядили старики про разные
дела. Служка тем временем подал скудную
монастырскую трапезу: щи рыбные, пирог с рыбой, кашу и огурцы с медом.
После обеда игумен Моисей повел гостя в свой
монастырский сад, устроенный игуменскими руками. Раньше были одни березы, теперь пестрели цветники. Любил грозный игумен всякое произрастание, особенно «крин сельный». Для зимы была выстроена целая оранжерея, куда он уходил каждый
день после обеда и работал.
— Никто не увидит, воеводушка… будний
день сегодня, кому в монастырь идти, окромя своих же
монастырских?
Тяжело достался первый
день монастырского послушания усторожскому воеводе, а впереди еще целых шесть
дней, — на неделю зарок положен игуменом. Всплакался Полуект Степаныч, а своя воля снята…
Другой
день послушания как будто был полегче: в каларне пришлось с братией постные
монастырские щи варить да кашу.
«Лаять» игумена в глаза Полуект Степаныч не смел, а то и в самом
деле монастырских шелепов отведаешь, как дьячок Арефа.
К вечеру воевода исчез из монастыря. Забегала
монастырская братия, разыскивая по всем
монастырским щелям живую пропажу, сбегали в Служнюю слободу к попу Мирону, — воевода как в воду канул. Главное
дело, как объявить об этом случае игумену? Братия перекорялась, кому идти первому, и все подталкивали друг друга, а свою голову под игуменский гнев никому не хотелось подставлять. Вызвался только один новый ставленник Гермоген.
А слепец Брехун ходил со своим «глазом» по Служней слободе как ни в чем не бывало. Утром он сидел у монастыря и пел Лазаря, а вечером переходил к обители, куда благочестивые люди шли к вечерне.
Дня через три после бегства воеводы, ночью, Брехун имел тайное свидание на старой
монастырской мельнице с беломестным казаком Белоусом, который вызвал его туда через одного нищего.
Гарусов имел
дело с монастырем, скупая
монастырский хлеб.
«О
монастырских штатах» у монастырей были отобраны населенные крестьянами земли.], у Гарусова очутился громадный заводский участок на полном праве собственности: устроили это
дело ему в Тобольске его дружки-приказные.
Арефа даже зашатался на месте. Это была его собственная расписка, выданная секретарю тобольской консистории, когда ему выдавали ставленническую грамоту. Долгу было двадцать рублей, и Арефа заплатил уже его два раза — один раз через своего
монастырского казначея, а в другой присылал деньги «с оказией».
Дело было давнишнее, и он совсем позабыл про расписку, а тут она и выплыла. Это Гарусов выкупил ее через своих приставников у секретаря и теперь закабалил его, как и всех остальных.
Так прошли первые
дни праздника. Тихо было в Служней слободе, как в будень
день. Никому праздник на ум не шел. Белоусовские воры начали появляться в Служней слободе среди белого
дня, подъезжали к самым
монастырским стенам и кричали...
Это было началом, а потом пошла стрельба на целый
день. Ввиду энергичной обороны, скопище мятежников не смело подступать к
монастырским стенам совсем близко, а пускали стрелы из-за построек Служней слободы и отсюда же палили из ружей. При каждом пушечном выстреле дьячок Арефа закрывал глаза и крестился. Когда он пришел в Дивью обитель, Брехун его прогнал.
В ответ на это с
монастырской стены сыпалась картечь и летели чугунные ядра. Не знал страха Гермоген и молча делал свое
дело. Но случилось и ему испугаться. Задрожали у инока руки и ноги, а в глазах пошли красные круги. Выехал как-то под стену
монастырскую сам Белоус на своем гнедом иноходце и каким-то узелком над головой помахивает. Навел на него пушку Гермоген, грянул выстрел — трое убито, а Белоус все своим узелком машет.
Неточные совпадения
— Чтобы вам было проще со мной, я скажу о себе: подкидыш, воспитывалась в сиротском приюте, потом сдали в
монастырскую школу, там выучилась золотошвейному
делу, потом была натурщицей, потом [В раннем варианте чернового автографа после: потом — зачеркнуто: три года жила с одним живописцем, натурщицей была, потом меня отбил у него один писатель, но я через год ушла от него, служила.] продавщицей в кондитерской, там познакомился со мной Иван.
Начал чтение, сейчас после панихиды, отец Иосиф; отец же Паисий, сам пожелавший читать потом весь
день и всю ночь, пока еще был очень занят и озабочен, вместе с отцом настоятелем скита, ибо вдруг стало обнаруживаться, и чем далее, тем более, и в
монастырской братии, и в прибывавших из
монастырских гостиниц и из города толпами мирских нечто необычайное, какое-то неслыханное и «неподобающее» даже волнение и нетерпеливое ожидание.
Неугомонные французские работники, воспитанные двумя революциями и двумя реакциями, выбились наконец из сил, сомнения начали одолевать ими; испугавшись их, они обрадовались новому
делу, отреклись от бесцельной свободы и покорились в Икарии такому строгому порядку и подчинению, которое, конечно, не меньше
монастырского чина каких-нибудь бенедиктинцев.
Вечером, под самый
день свадьбы, из губернского города приехала сестра Феоктиста с длинным ящиком, до крайности стеснявшим ее на
монастырских санях.
Я в азарте кричу: «Вот, говорю, я мешок
монастырский украл, отдал ему, а он отпирается!..»
Дело, значит, повели уголовное: так, выходит, я церковный; ну и наши там следователи уписали было меня порядочно, да настоятель, по счастью моему, в те поры был в монастыре, — старец добрый и кроткий, призывает меня к себе.