Неточные совпадения
Дорога в Тайболу проходила Низами, так
что Яше пришлось ехать мимо избушки Мыльникова, стоявшей на тракту, как называли дорогу в город. Было еще раннее утро, но Мыльников
стоял за воротами и смотрел, как ехал Яша. Это был среднего роста мужик с растрепанными волосами, клочковатой рыжей бороденкой и какими-то «ядовитыми» глазами. Яша не любил встречаться с зятем, который обыкновенно поднимал его на смех, но теперь неловко было проехать мимо.
Яшей овладело опять такое малодушие,
что он рад был хоть на час отсрочить неизбежную судьбу. У него сохранился к деспоту-отцу какой-то панический страх… А вот и Балчуговский завод, и широкая улица, на которой
стояла проваленная избенка Тараса.
—
Что, разве чай будем пить, дедушка? — весело проговорил он. —
Что мы будем в передней-то
стоять… Проходи.
Помрем, так хоть похоронить есть кому!» Глупы-глупы, а это соображаем,
что без попа церковь не
стоит…
У Кожина захолонуло на душе: он не ожидал,
что все обойдется так просто. Пока баушка Лукерья ходила в заднюю избу за Феней, прошла целая вечность. Петр Васильич
стоял неподвижно у печи, а Кожин сидел на лавке, низко опустив голову. Когда скрипнула дверь, он весь вздрогнул. Феня остановилась в дверях и не шла дальше.
Старуха сдалась, потому
что на Фотьянке деньги
стоили дорого. Ястребов действительно дал пятнадцать рублей в месяц да еще сказал,
что будет жить только наездом. Приехал Ястребов на тройке в своем тарантасе и произвел на всю Фотьянку большое впечатление, точно этим приездом открывалась в истории кондового варнацкого гнезда новая эра. Держал себя Ястребов настоящим барином и сыпал деньгами направо и налево.
Окся неожиданно захохотала прямо в лицо Кишкину, а когда он замахнулся на нее, так толкнула его в грудь,
что старик кубарем полетел на траву. Петр Васильич зажал рот, чтобы не расхохотаться во все горло, но в этот момент за его спиной раздался громкий смех. Он оглянулся и остолбенел: за ним
стоял Ястребов и хохотал, схватившись руками за живот.
Ничего не мог поделать следователь только с Зыковым, который
стоял на своем,
что ничего не знает.
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая
стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал: в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал,
что она ушла к Карачунскому, — у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она в окно смотрит.
Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из кабака вытащил.
—
Что ты, Степан Романыч: очертел человек, а ты разговаривать с ним. Мне впору с ним отваживаться… Ежели бы ты, Степан Романыч, отвел мне деляночку на Ульяновом кряже, — прибавил он совершенно другим тоном, — уж так и быть, постарался бы для тебя… Гора-то велика,
что тебе
стоит махонькую деляночку отвести мне?
Дело в том,
что Мыльников сбежал окончательно, обругав всех на
чем свет
стоит, а затем Петр Васильич бывал только «находом» — придет, повернется денек и был таков.
Маякова слань была исправлена лучше,
чем в казенное время, и дорога не
стояла часу — шли и ехали рабочие на новые промысла и с промыслов.
Еще больше
стоила бы «вскрышка россыпи», то есть снятие верхнего пласта пустой породы,
что делается на больших хозяйских работах.
Но лиха беда заключалась в том,
что не хватало силы, а пустяками не
стоило пока заниматься.
Снег выпал в два аршина, так
что лошадь тонула в нем,
стоило сбиться с накатанного «полоза».
— Да и вообще все наши работы ничего не
стоят, потому
что у нас нет денег на большие работы.
Илья Федотыч рано утром был разбужен неистовым ревом Кишкина, так
что в одном белье подскочил к окну. Он увидел каких-то двух мужиков, над которыми воевал Андрон Евстратыч. Старик расходился до того,
что, как петух, так и наскакивал на них и даже замахивался своей трубкой. Один мужик
стоял с уздой.
Вся Фотьянка знала, из-за кого попал в острог знаменитый скупщик, и кляла Петра Васильича на
чем свет
стоит, потому
что в лице Ястребова все старатели лишились главного покупателя.
Петр Васильич вздрогнул, узнав по голосу Мыльникова. Матюшка отскочил от него и сделал вид,
что поправляет каменку. А Мыльников был не один: с ним рядом
стоял Ганька.
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим делом одна. Самое подходящее время, если бы еще старый черт не вернулся. Под новеньким навесом у самой конторы
стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только
что облупленное яичко.
Раз вечером баушка Лукерья была до того удивлена,
что даже не могла слова сказать, а только отмахивалась обеими руками, точно перед ней явилось привидение. Она только
что вывернулась из передней избы в погребушку, пересчитала там утренний удой по кринкам, поднялась на крылечко и остановилась как вкопанная; перед ней
стоял Родион Потапыч.
— А у меня уж скоро Рублиха-то подастся… да. Легкое место сказать, два года около нее бьемся, и больших тысяч это самое дело
стоит. Как подумаю,
что при Оникове все дело оправдается, так даже жутко сделается. Не для его глупой головы удумана штука… Он-то теперь льнет ко мне, да мне-то его даром не надо.
— А я опять знаю,
что двигаться нельзя в таких делах.
Стою и не шевелюсь. Вылез он и прямо на меня… бледный такой… глаза опущены, будто
что по земле ищет. Признаться тебе сказать, у меня по спине мурашки побежали, когда он мимо прошел совсем близко, чуть локтем не задел.
Родион Потапыч сидел на своей Рублихе и ничего не хотел знать. Благодаря штольне углубление дошло уже до сорок шестой сажени. Шахта
стоила громадных денег, но за нее поэтому так и держались все. Смертельная болезнь только может подтачивать организм с такой последовательностью, как эта шахта. Но Родион Потапыч один не терял веры в свое детище и боялся только одного:
что компания не даст дальнейших ассигновок.