Неточные совпадения
— Известно, золота в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное — кругом болота,
вода долит, а внизу камень. Надо еще взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А дело такое, что в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и
с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ как в чашке каша, а тогда и расползутся… Их только помани. Народ отпетый.
— У нас не торговля, а кот наплакал, Андрон Евстратыч. Кому здесь и пить-то… Вот
вода тронется, так тогда поправляться будем.
С голого, что со святого, — немного возьмешь.
— Молчи, Марья! — окликнула ее мать. — Ты бы вот завела своего мужика да и мудрила над ним… Не больно-то много ноне
с зятя возьмешь, а наш Прокопий
воды не замутит.
— Что же, этого нужно ждать: на Спасо-Колчеданской шахте красик пошел, значит и
вода близко… Помнишь, как Шишкаревскую шахту опустили? Ну и
с этой то же будет…
Феня все время молчала, а тут не выдержала и зарыдала. Карачунский сам подал ей стакан холодной
воды и даже принес флакон
с какими-то крепкими духами.
— Ну, что у вас тут случилось? — строго спрашивала баушка Лукерья. — Эй, Устинья Марковна, перестань хныкать… Экая беда стряслась
с Феней, и девушка была, кажись, не замути
воды. Что же, грех-то не по лесу ходит, а по людям.
В маленькое оконце, дребезжавшее от работы паровой машины, глядела ночь черным пятном; под полом, тоже дрожавшим,
с хрипеньем и бульканьем бежала поднятая из шахты рудная
вода; слышно было, как хрипел насос и громыхали чугунные шестерни.
Ермошка ждал вешней
воды не меньше балчуговских старателей, потому что самое бойкое кабацкое время было связано именно
с летним сезоном, когда все промысла были в полном ходу.
Так было и
с Мыльниковым, по крайней мере в семье сохранилось предание, что он умер от
воды.
— Уж этот уцелеет… Повесить его мало… Теперь у него
с Ермошкой-кабатчиком такая дружба завелась —
водой не разольешь. Рука руку моет… А что на Фотьянке делается: совсем сбесился народ.
С Балчуговского все на Фотьянку кинулись… Смута такая пошла, что не слушай, теплая хороминка. И этот Кишкин тут впутался, и Ястребов наезжал раза три… Живым мясом хотят разорвать Кедровскую-то дачу. Гляжу я на них и дивлюсь про себя: вот до чего привел Господь дожить. Не глядели бы глаза.
—
Воду на твоей Оксе возить — вот это в самый раз, — ворчала старуха. — В два-то дня она у меня всю посуду перебила… Да ты, Тарас, никак
с ночевкой приехал? Ну нет, брат, ты эту моду оставь… Вон Петр Васильич поедом съел меня за твою-то Оксю. «Ее, — говорит, — корми, да еще родня-шаромыжники навяжутся…» Так напрямки и отрезал.
В одно лето все течение Меледы
с притоками сделалось неузнаваемым: лес везде вырублен, земля изрыта, а
вода текла взмученная и желтая, унося
с собой последние следы горячей промысловой работы.
— Кто это тебе сказал? — воспрянул духом Мыльников, раздумье
с него соскочило как
с гуся
вода. — Ну нет, брат… Не таковский человек Тарас Мыльников, чтобы от богачества отказался. Эй, Окся, айда в дудку…
Многолетний опыт показал, что
вода начинает «долить» на горизонте тридцати сажен,
с этого пункта должна была выйти и вассер-штольня.
— Вот наши старателишки на Фотьянку лопочут, — заметил кучер Агафон,
с презрением кивая головой на толпу оборванных рабочих. — Отошла, видно, Фотьянка-то… Отгуляла свое, а теперь до вешней
воды сиди-посиди.
Баушка Лукерья не спала всю ночь напролет, раздумывая, дать или не дать денег Кишкину. Выходило надвое: и дать хорошо, и не дать хорошо. Но ее подмывало налетевшее дикое богатство, точно она сама получит все эти сотни тысяч. Так бывает весной, когда полая
вода подхватывает гнилушки, крутит и вертит их и уносит вместе
с другим сором.
Мыльников
с Рублихи отправился прямо на Фотьянку к баушке Лукерье… Окси и там не было; потом — в Балчуговский завод, — Окся точно в
воду канула. Так и пропала девка.
— Ну, это невелика беда, — говорил он
с улыбкой. — А я думал, не вскрылась ли настоящая рудная
вода на глуби. Беда, ежели настоящая-то рудная
вода прорвется: как раз одолеет и всю шахту зальет. Бывало дело…
Кожин сам отворил и провел гостя не в избу, а в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку
с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой
воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
Захватив
с собой топор, Родион Потапыч спустился один в шахту. В последний раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся к штольне. Здесь он прошел к выходу в Балчуговку и подрубил стойки, то же самое сделал в нескольких местах посредине и у самой шахты, где входила рудная
вода. Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей по штольне
воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и через полчаса вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его в руки правосудия.
Устроенная плотина на Балчуговке была размыта весенней
водой, и все работы, подготовленные
с громадными затратами, были покрыты речным илом.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я
с тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто
воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Догнал коня — за холку хвать! // Вскочил и на луг выехал // Детина: тело белое, // А шея как смола; //
Вода ручьями катится //
С коня и
с седока.
Ой ласточка! ой глупая! // Не вей гнезда под берегом, // Под берегом крутым! // Что день — то прибавляется //
Вода в реке: зальет она // Детенышей твоих. // Ой бедная молодушка! // Сноха в дому последняя, // Последняя раба! // Стерпи грозу великую, // Прими побои лишние, // А
с глазу неразумного // Младенца не спускай!..
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три // Есть дьякон… тоже
с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе // Час целый откликается… // Такие жеребцы!..