Неточные совпадения
Дорога от Балчуговского завода шла сначала по берегу реки Балчуговки, а затем круто забирала на лесистый Краюхин увал, с которого открывался великолепный вид на завод, на течение Балчуговки
и на окружавшие селение
работы.
На Краюхином увале снежная пелена там
и сям была покрыта какими-то подозрительными красновато-бурыми пятнами, точно самая земля здесь вспухла болячками: это были старательские
работы.
Кишкин оглянул эту египетскую
работу прищуренными глазками
и улыбнулся.
На правом берегу Балчуговки тянулся каменистый увал, известный под именем Ульянова кряжа. Через него змейкой вилась дорога в Балчуговскую дачу. Сейчас за Ульяновым кряжем шли тоже старательские
работы. По этой дороге
и ехал верхом объездной с кружкой, в которую ссыпали старательское золото. Зыков расстегнул свой полушубок, чтобы перепоясаться,
и Кишкин заметил, что у него за ситцевой рубахой что-то отдувается.
Зимнее время на промыслах всех подтягивает:
работ нет, а есть нужно, как
и летом.
— Да я… как гвоздь в стену заколотил: вот я какой человек. А что касаемо казенных
работ, Андрон Евстратыч, так будь без сумления: хоша к самому министру веди — все как на ладонке покажем. Уж это верно… У меня двух слов не бывает.
И других сговорю. Кажется, глупый народ, всего боится
и своей пользы не понимает, а я всех подобью:
и Луженого,
и Лучка,
и Турку. Ах, какое ты слово сказал… Вот наш-то змей Родивон узнает, то-то на стену полезет.
Они расстались большими друзьями. Петр Васильич выскочил провожать дорогого гостя на улицу
и долго стоял за воротами, — стоял
и крестился, охваченный радостным чувством. Что же, в самом-то деле, достаточно всякого горя та же Фотьянка напринималась: пора
и отдохнуть. Одна казенная
работа чего стоит, а тут компания насела
и всем дух заперла. Подшибся народ вконец…
Промысловые
работы, как
и каторжное винокурение, велись военной рукой — с выслугой лет, палочьем
и солдатской муштрой.
Сам старик жил в передней избе, обставленной с известным комфортом: на полу домотканые половики из ветоши, стены оклеены дешевенькими обоями, русская печь завешена ситцевой занавеской, у одной стены своей, балчуговской,
работы березовый диван
и такие же стулья, а на стене лубочные картины.
Да
и все остальные растерялись. Дело выходило самое скверное, главное, потому, что вовремя не оповестили старика. А суббота быстро близилась… В пятницу был собран экстренный семейный совет. Зять Прокопий даже не вышел на
работу по этому случаю.
— Опрашивал он тебя касаемо допрежних времен
и казенной
работы?
— Ничего я не знаю, Степан Романыч… Вот хоша
и сейчас взять: я
и на шахтах, я
и на Фотьянке, а конторское дело опричь меня делается.
Работы были такие же
и раньше, как сейчас. Все одно… А потом путал еще меня Кишкин вольными
работами в Кедровской даче. Обложат, грит, ваши промысла приисками, будут скупать ваше золото, а запишут в свои книги. Это-то он резонно говорит, Степан Романыч. Греха не оберешься.
А как приехал — все в струнку, не дышат, а Иван Герасимыч орлом на всех,
и пошла
работа.
По два воза розог перед
работой привозили, а без этого
и работы не начинали…
Самая компания возникла на развалинах упраздненных казенных
работ, унаследовав от них всю организацию, штат служащих, рабочих
и территорию в пятьдесят квадратных верст.
Рабочие не имели даже собственного выгона, не имели усадеб — тем
и другим они пользовались от компании условно, пока находившаяся под выгоном
и усадьбами земля не была надобна для
работ.
Это была та узда, которой можно было сдерживать рабочую массу,
и этим особенно умел пользоваться Карачунский; он постоянно манил рабочих отрядными
работами, которые давали известную самостоятельность, а главное, открывали вечно недостижимую надежду легкого
и быстрого обогащения.
Весь секрет заключался в том, что Карачунский никогда не стонал, что завален
работой по горло, как это делают все другие, потом он умел распорядиться своим временем
и, главное, всегда имел такой беспечный, улыбающийся вид.
— Глаза бы не глядели, — с грустью отвечал Родион Потапыч, шагая по середине улицы рядом с лошадью. — Охальники…
И нет хуже, как эти понедельники. Глаза бы не глядели, как работнички-то наши выйдут завтра на
работу… Как мухи травленые ползают. Рыло опухнет, глаза затекут… тьфу!..
Всякую промысловую
работу Родион Потапыч прошел собственным горбом
и «видел на два аршина в землю», как говорили про него рабочие.
По-настоящему следовало бы спуститься в шахту
и осмотреть
работы, но Родион Потапыч вдруг как-то обессилел, чего с ним никогда не бывало.
В маленькое оконце, дребезжавшее от
работы паровой машины, глядела ночь черным пятном; под полом, тоже дрожавшим, с хрипеньем
и бульканьем бежала поднятая из шахты рудная вода; слышно было, как хрипел насос
и громыхали чугунные шестерни.
Он очень полюбил молодого Зыкова
и устроил так, что десятилетняя каторга для него была не в каторгу, а в обыкновенную промысловую
работу, с той разницей, что только ночевать ему приходилось в остроге.
Новая
работа полюбилась Родиону Потапычу,
и он прирос к ней всей душой.
На
работу выступали поротно
и повзводно, отбивая шаг.
При встрече с начальством все вытягивалось в струнку
и делало «на караул» даже на
работах.
Кроме своего каторжного начальства
и солдатского для рекрутов, в распоряжении горных офицеров находилось еще два казачьих батальона со специальной обязанностью производить наказания на самом месте
работ; это было домашнее дело, а «крестный» Никитушка
и «зеленая улица» — парадным наказанием, главным образом на страх другим.
Казенные
работы, переведенные на вольнонаемный труд
и лишенные военной закваски, сразу захудали,
и добытое этим путем золото, несмотря на готовый инвентарь
и всякое промысловое хозяйство, стало обходиться казне в пять раз дороже его биржевой стоимости.
Открытие Кедровской казенной дачи для вольных
работ изменило весь строй промысловой жизни,
и никто не чувствовал этого с такой рельефностью, как Родион Потапыч, этот промысловый испытанный волк.
Каждое утро у кабака Ермошки на лавочке собиралась целая толпа рабочих. Издали эта публика казалась ворохом живых лохмотьев — настоящая приисковая рвань. А солнышко уже светило по-весеннему,
и рвань ждала того рокового момента, когда «тронется вешняя вода». Только бы вода взялась, тогда всем будет
работа… Это были именно чающие движения воды.
Дома Мыльников почти не жил. Вставши утром
и не прочухавшись хорошенько с похмелья, он выкраивал с грехом пополам «уроки» для своей мастерской, ругал Оксю, заведывавшую всей
работой,
и уходил из дому до позднего вечера.
Положим, что балчуговская
работа пользовалась очень плохой репутацией, но все дело сводилось на то, чтобы освободиться от приискового шатания
и промысловой маеты.
Здесь он вывернулся с первого раза, потому что поступил в приисковые шорники:
и работа нетрудная, да
и жил он все время в тепле.
Вся семья запряглась в тяжелую
работу, а по мере того, как подрастали дети, Тарас стал все больше
и больше отлынивать от дела, уделяя досуги любезным разговорам в кабаке Ермошки.
Жена Татьяна от
работы, бедности
и детей давно выбилась из сил
и больше управлялась по домашности, а воротила всю
работу Окся, под непосредственным наблюдением которой работали еще двое братьев-подростков.
Оригинальнее всего было то, что Оксю, кормившую своей
работой всю семью, походя корили каждым куском хлеба, каждой тряпкой. Особенно изобретателен был в этом случае сам Тарас. Он каждый раз, принимая Оксину
работу, непременно тыкал ее прямо в физиономию чем попало: сапогами, деревянной сапожной колодкой, а то
и шилом.
Он все больше
и больше наваливал
работы на безответную девку, а когда она не исполняла ее, хлестал ремнем или таскал за волосы. Окся не жаловалась, не плакала,
и это окончательно выводило Тараса из себя.
Пьяный Мина Клейменый давно уже лежал под столом. Его там нашли только утром, когда Окся принялась за свою
работу. Разбуженный старик долго не мог ничего понять, как он очутился здесь,
и только беззвучно жевал своим беззубым ртом. Голова у него трещала с похмелья, как худой колокол.
Пока балчуговские мужики проживали полученные задатки, на компанейские
работы выходила только отчаянная голытьба
и приисковая рвань.
— Ничего, пусть поволнуются… — успокаивал Карачунский. — По крайней мере, теперь не будет на нас жалоб, что мы тесним
работами, мало платим
и обижаем. К нам-то придут, поверь…
Впрочем, приисковая
работа требовала большой сноровки,
и старики могли ответить за молодых.
Главная
работа загорелась под Каленой горой, где сошлось несколько поисковых партий; кроме партии Кишкина, очутился здесь
и Ястребов,
и кабатчик Ермошка,
и мещанин Затыкин,
и еще какие-то никому неведомые люди, нагнавшие из города.
Варнаки с Фотьянки
и балчуговцы из Нагорной чувствовали себя настоящими хозяевами приискового дела, на котором родились
и выросли; рядом с ними строгали
и швали из Низов являлись жалкими отбросами, потому что лопаты
и кайла в руки не умели взять по-настоящему, да
и земляная тяжелая
работа была им не под силу.
Компанейские
работы сосредоточивались на нынешнее лето в двух пунктах: в устьях реки Меледы, где она впадала в Балчуговку,
и на Ульяновом кряже.
Оба месторождения открыты были фотьянскими старателями,
и компания поставила свои
работы уже на готовое.
Таким образом зараз решались две задачи: откачивалась вода на предельном горизонте, а затем
работы можно было вести сразу в двух направлениях — вверх
и вниз, по отрезкам жилы.
Как ни был вымуштрован Родион Потапыч относительно всяческого уважения ко всяческому начальству, но поведение Оникова задело его за живое: он чувствовал, что молодой инженер не верит в эту жилу
и не сочувствует затеянной
работе.
— Приедет, папиросу выкурит —
и вся тут
работа, — жаловался Зыков Карачунскому. — Ежели бы ты сам, Степан Романыч…
Эта неожиданная повестка
и встревожила
и напугала Зыкова, а главное, не вовремя она явилась:
работа горит, а он должен терять дорогое время на допросах.
— Следователь-то у Петра Васильича в дому остановился, — объяснил сотник. —
И Ястребов там,
и Кишкин. Такую кашу заварили, что
и не расхлебать. Главное, народ весь на
работах, а следователь требовает к себе…