Неточные совпадения
— Ох, не
осталось этого казенного жиру ни капельки, Родион Потапыч!.. Весь тут, а
дома ничего не оставил…
Взятый в
дом зять Прокопий был смирный и работящий мужик, который умел
оставаться в тестевом
доме совершенно незаметным.
Напустив на себя храбрости, Яша к вечеру заметно остыл и только почесывал затылок. Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости
оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в
доме раньше всех и видела, как Яша начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
Яша запировал с Мыльниковым, а из мужиков
оставался дома один Прокопий. Первую мысль о баушке Лукерье подала Марья.
— О чем говорить-то? Весь тут.
Дома ничего не
осталось… А где у тебя змей-то кривой?
Яша «старался» на Мутяшке в партии Кишкина, а
дома из мужиков
оставался один безответный зять Прокопий.
Мыльников действительно отправился от Зыковых прямо к Карачунскому. Его подвез до господского
дома Кожин, который
остался у ворот дожидаться, чем кончится все дело.
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский
дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к нему с неба. Он так верил теперь в свое дело, точно оно уже было совершившимся фактом. А главное, как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И как это раньше ему Кожин не пришел на ум?.. Ну, да все к лучшему.
Оставалось уломать Ястребова.
Все эти пустяки теперь проходили в голове Карачунского, страшным образом связываясь с тем, что
осталось там,
дома.
Наташка была рада этой перемене и только тосковала о своем братишке Петруньке, который
остался теперь без всякого призора. Отец Яша вместе с Прокопьем пропадали где-то на промыслах и
дома показывались редко.
Такую выбрала сама мамынька Маремьяна, желавшая
оставаться в
дому полной хозяйкой.
Второй вал покрыл весь Симодо и смыл его до основания. Потом еще вал, еще и еще. Круговращение продолжалось с возрастающей силой и ломало, смывало, топило и уносило с берегов все, что еще уцелело. Из тысячи
домов осталось шестнадцать и погибло около ста человек. Весь залив покрылся обломками домов, джонок, трупами людей и бесчисленным множеством разнообразнейших предметов: жилищ, утвари и проч.
Но пробило уже одиннадцать часов, а ему непременно надо было идти со двора «по одному весьма важному делу», а между тем он во всем
доме оставался один и решительно как хранитель его, потому что так случилось, что все его старшие обитатели, по некоторому экстренному и оригинальному обстоятельству, отлучились со двора.
Около устья реки Давасигчи было удэгейское стойбище, состоящее из четырех юрт. Мужчины все были на охоте,
дома остались только женщины и дети. Я рассчитывал сменить тут проводников и нанять других, но из-за отсутствия мужчин это оказалось невозможным. К моей радости, лаохозенские удэгейцы согласились идти с нами дальше.
Неточные совпадения
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не
остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую улицу
домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
Однако ж она согласилась, и они удалились в один из тех очаровательных приютов, которые со времен Микаладзе устраивались для градоначальников во всех мало-мальски порядочных
домах города Глупова. Что происходило между ними — это для всех
осталось тайною; но он вышел из приюта расстроенный и с заплаканными глазами. Внутреннее слово подействовало так сильно, что он даже не удостоил танцующих взглядом и прямо отправился домой.
Через полтора или два месяца не
оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке
дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
Среди этой общей тревоги об шельме Анельке совсем позабыли. Видя, что дело ее не выгорело, она под шумок снова переехала в свой заезжий
дом, как будто за ней никаких пакостей и не водилось, а паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский завели кондитерскую и стали торговать в ней печатными пряниками.
Оставалась одна Толстопятая Дунька, но с нею совладать было решительно невозможно.
Яшвин с фуражкой догнал его, проводил его до
дома, и через полчаса Вронский пришел в себя. Но воспоминание об этой скачке надолго
осталось в его душе самым тяжелым и мучительным воспоминанием в его жизни.